Едгин, или По ту сторону гор - Сэмюэл Батлер Страница 6

их лошади любят до безумия, так что мы пустили их покормиться на воле, а сами занялись устройством лагеря. Всё на нас промокло насквозь, замерзли мы до полусмерти и чувствовали себя скверней некуда. Кругом было полно валежника, но развести огонь мы не могли, пока не удалили влажную кору с собранных нами мертвых веток и не набили карманы щепой, наструганной из обнажившегося сухого дерева. Покончив с этим, мы взялись за разведение огня, а когда развели, приложили все старания, чтобы не дать ему погаснуть. Потом разбили палатку и к 9 часам вечера более-менее согрелись и обсохли. На другой день утро было ясное; мы свернули лагерь и, продвинувшись на короткое расстояние, обнаружили, что, спускаясь по поверхности, куда менее костоломной, чем вчерашняя, снова выходим к руслу, открывшемуся перед нами выше ущелья; однако с первого взгляда было ясно, что для овцеводства эта более ровная местность не годится: по обоим берегам располагались лишь небольшие плоские участки, заросшие кустарником, а горные склоны и подавно для выпаса непригодны. Но отсюда уже был виден главный горный хребет. Ошибки быть не могло. Глетчеры неслись вниз по горным склонам, подобно громадным водопадам; казалось, они вот-вот обрушатся на речную долину; добраться до них, следуя вдоль реки, не составляло труда: река здесь была широкой и не стесненной скалами; вот только затея эта сама по себе выглядела бессмысленной, ибо пытаться перевалить через главный хребет явно было делом безнадежным, тогда как мое любопытство касательно того, что из себя представляет местность выше ущелья, было вполне удовлетворено; никакими прибытками здесь и не пахло, разве что тут найдутся минералы, но признаков, указывающих на их наличие, наблюдалось не больше, чем ниже по течению.

Тем не менее я решил все-таки двинуться вверх вдоль реки и не поворачивать назад, пока не буду вынужден это сделать. Я намеревался пройти, докуда смогу, вверх по течению всех ручьев, впадающих в реку, и всюду заняться тщательной промывкой донного грунта в поисках золота; так я и сделал. Чаубок с интересом наблюдал за этими занятиями, но толку из них не вышло — нигде ничего ни разу даже не блеснуло. Его неприязнь к главному хребту, как выяснилось, постепенно улетучилась, и он уже не возражал против попыток к нему подступиться. Думаю, он не опасался того, что я рискну попробовать через него перебраться, а с этой стороны хребта бояться ему было нечего; кроме того, мы могли-таки найти золото. Во всяком случае, он морально приготовился к тому, как поступить, если станет ясно, что я уже близок к попытке совершить восхождение.

Три недели провели мы, занятые этими исследованиями, и никогда еще за всю мою жизнь время не бежало так быстро. Погода стояла прекрасная, хотя по ночам было очень холодно. Мы проходили вверх по течению каждого ручья, и всякий раз ручей приводил нас к глетчеру, взобраться же на ледник не было никакой возможности, по крайней мере не имея в распоряжении более многочисленного отряда и веревок. Оставался один ручей, пройти вверх по которому я уж было собрался, но Чаубок поведал мне, что как-то утром он поднялся рано, пока я еще спал, и, пройдя вдоль этого ручья 3 или даже 4 мили, обнаружил, что дальше идти невозможно. Я давно уже пришел к выводу, что Чаубок — заядлый лжец, так что сразу твердо решил, что должен пойти туда сам; вскоре я так и поступил. Оказалось, что там не только нет ничего непроходимого, но, напротив, дорога была относительно легкой, и, пройдя 5 или 6 миль, в конце ее я увидал седловину, которая, хоть и покрытая глубоким снегом, ледником занята не была и, несомненно, являлась частью главного хребта. Никакими словами не выразить охватившую меня бурную радость. В крови моей пылал огонь ликования и надежды; но, обернувшись на Чаубока, который шел позади, я, к своему удивлению и негодованию, обнаружил, что тот повернул назад и спускается вниз, в долину, со всей скоростью, на какую способен. Чаубок меня бросил.

IV. Седловина

Я стал кричать ему вслед — на две ноты, как кличут друг друга дикари, но он будто не слышал. Я бросился вдогонку, но он, видимо, сразу кинулся бежать со всех ног, и отрыв был слишком велик. Я сел на камень и как следует обдумал создавшееся положение. Было ясно, что Чаубок намеренно попытался удержать меня от восхождения по долине, хотя нежелания следовать за мной во всех иных местах не выказывал. Что могло это значить, если не то, что я сейчас нахожусь на том единственном пути, следуя по которому можно раскрыть тайны великой горной цепи? И как поступить? Повернуть назад в тот самый момент, когда стало ясно, что я напал на верный след? Вряд ли; но идти дальше одному слишком трудно и опасно. Достаточно скверным был бы уже обратный путь к усадьбе хозяина, пришлось бы идти по скалистым ущельям без шанса на помощь товарища, случись мне попасть в беду; но пытаться без спутника продвинуться вперед на сколько-нибудь значительное расстояние граничило с безумием. Происшествия, не слишком значительные, когда у вас есть спутник (например, вывих лодыжки или падение в некое место, откуда легко можно выбраться с помощью протянутой товарищем руки и куска веревки), могут стать роковыми для одиночки. Чем больше я размышлял, тем меньше мне это нравилось; но тем труднее мне было настроиться на возвращение: я смотрел на седловину и видел, что смогу сравнительно легко преодолеть гладкий, занесенный снегом участок; мне казалось, что пройти почти весь путь от нынешней моей позиции и до самого верха не составит труда. После долгих раздумий я решил идти до тех пор, пока не упрусь в место, которое будет представлять реальную опасность, и только тогда повернуть назад. Я надеялся достичь верхней точки седловины и удовлетворить любопытство насчет того, что может находиться с другой ее стороны.

Медлить было нельзя, время уже близилось к 11 утра. К счастью, я был хорошо экипирован, так как, покидая лагерь и лошадей в нижней части долины, прихватил (по всегдашней привычке) всё, что могло понадобиться из расчета на 4–5 дней пути. Половину припасов нес Чаубок, но всю поклажу он бросил, так что, кинувшись за ним вдогонку, я на нее наткнулся. Таким образом, у меня, наряду с собственной, оказалась и его провизия. Я набрал столько галет, сколько, как мне показалось, смогу на себе тащить, а также запас табака, чая и спичек. Всё