Едгин, или По ту сторону гор - Сэмюэл Батлер Страница 7

это (вместе с фляжкой, почти до горлышка налитой бренди, которую я всегда держал в кармане, боясь, как бы ей не завладел Чаубок) я закатал в одеяла, стянул сверток туго-натуго ремнями, в результате чего получился рулон примерно 7 футов в длину и 6 дюймов в диаметре. Я связал между собой концы скатки и, просунув в кольцо голову, положил ее себе на плечо. Так легче всего носить тяжелую поклажу, ибо можно давать себе отдых, перекидывая груз с одного плеча на другое. Жестяную кружку и топорик я подвесил на пояс и, закончив экипировку, приступил к восхождению по долине, гневаясь на Чаубока за его обман, но твердо решив не поворачивать назад, пока не буду вынужден.

Несколько раз я без труда переходил с одного берега ручья на другой, во многих местах был отличный брод. К часу дня я дошел до подножия седловины; в течение 4 часов поднимался вверх, из них 2 последних по насту, где идти было легче; в 5 мне оставалось минут 10 до верхней точки, и я был в таком волнении, какого, кажется, не испытывал еще ни разу в жизни. Еще 10 минут, и мне в лицо хлынул холодный воздух с той стороны перевала.

Первый взгляд. Оказалось, я вовсе не на главном хребте.

Второй взгляд. Передо мной была могучая река, мутная и яростная, с диким ревом несущаяся по обширнейшему руслу в нескольких тысячах футов ниже места, где я стоял.

Река поворачивала к западу, вверх же по речной долине разглядеть много мне не удалось — только то, что там громоздились чудовищные глетчеры, которые со всех сторон окружали исток реки, в этих ледниках она, видимо, и брала начало.

Еще взгляд, и я замер пораженный.

Прямо напротив меня меж гор открывался свободный проход, в глубине которого взор мой уловил дальнее мерцанье безмерно широких голубых равнин.

Свободный ли? Да, совершенно свободный, поросший травою до самого верха, служившего просторным коридором между двумя ледниками; в одном из них брал начало узенький ручеек, сбегавший, совершая бесчисленные кульбиты, вниз по уступчатому, но вполне преодолимому склону и в конце концов достигавший уровня большой реки, при впадении в которую им было сформировано плоское прибрежье, где росла трава и стояла рощица низкорослых деревьев.

Не успели глаза поверить увиденному, как из долины на противоположной стороне наползло облако, и равнины скрылись за ним. Но как же неимоверно мне повезло! Выйди я на перевал пятью минутами позже, проход между ледниками был бы уже закрыт облаком, и я бы даже не узнал о его существовании. И теперь-то я засомневался и не был уверен, не увидел ли я лишь полоску голубоватого тумана, заполнявшего проем меж глетчерами. Совершенно уверен я мог быть только в одном: русло реки в долине подо мною должно располагаться к северу от русла той, что течет мимо фермы моего нанимателя; в этом сомнений быть не могло. А все же, что если пресловутое везенье завело меня в поисках прохода вверх «не по той» реке и в результате вывело на точку, откуда открылся прогал в стене гор, ограничивающих более северную часть ее же бассейна? Это было уж слишком невероятно. Но пока я сомневался, в облаке напротив образовалась прореха, и я во второй раз увидел волнистые очертания голубых холмов, постепенно теряющих четкость и растворяющихся в пространстве далекой равнины. Очертания эти были реальны; ошибки быть не могло. Едва я успел совершенно в этом убедиться, как края облачной прорехи вновь соединились, и я уже ничего не мог разглядеть.

Как же поступить? Скоро наступит ночь, а я и без того уже замерз, простояв какое-то время в неподвижности после напряженного подъема. Оставаться на перевале было невозможно; надо было двигаться либо назад, либо вперед. Я нашел скалу, за которой мог укрыться от вечернего ветра, и сделал хороший глоток из фляжки с бренди; это немедленно согрело меня и взбодрило.

Я задал себе вопрос: сумею ли я спуститься к руслу реки, текущей подо мною? Невозможно предугадать, какие обрывы и опасности могут мне помешать. А если я спущусь-таки на берег, отважусь ли я ее пересечь? Пловец я превосходный, и все же, оказавшись в страшном беснующемся потоке, который примется швырять меня куда ни попадя, я буду совершенно бессилен ему противостоять. А как же моя поклажа? Ведь я погибну от холода и голода, если ее лишусь, а с другой стороны, я непременно утону, если попытаюсь переправить ее через реку. Всё это были соображения весьма серьезные, но надежда найти новое беспредельное пространство, пригодное для овцеводства (каковое пространство я определил, насколько возможно, забрать себе в монопольную собственность) всё перевесила; и через несколько минут я почувствовал решимость, раз уж я совершил такое важное открытие, найдя проход в страну, обладающую, по всей вероятности, такой же ценностью, как та, что находится по нашу сторону гор, довести дело до конца и убедиться в ее ценности, хотя бы мне пришлось заплатить за провал самой жизнью. Чем больше я думал, тем крепче утверждался в решении либо добиться славы и, возможно, богатства, вступив во владение этим неизведанным миром, либо пожертвовать жизнью в попытке достичь этой цели. Я чувствовал: жизнь потеряет для меня всякую ценность, если я, увидев возможность добиться такой награды, отступлюсь от намерения завладеть всеми выгодами, какие отсюда можно извлечь.

В моем распоряжении оставался еще час дневного освещения, в течение которого я мог начать спуск, имея в виду дойти до площадки, подходящей для лагеря; однако нельзя было терять ни минуты. Поначалу я продвигался быстро, путь лежал по снегу (ноги утопали в нем ровно настолько, чтобы уберечь меня от падения), и шел вниз по горному склону, стараясь ни на миг не сбавлять хода; но на этой стороне снега было гораздо меньше, а скоро снежный покров окончательно исчез, и я вступил в ложбину, где поверхность почвы, усеянная множеством камней, представляла немалую опасность: поскользнувшись или оступившись, я мог рухнуть наземь с самыми печальными последствиями. Но при всей торопливости я старался быть крайне внимательным и благополучно добрался до низа ложбины. где на отдельных участках росла жесткая трава, а кое-где делал попытки укорениться и кустарник; что располагалось ниже по склону, не было видно. Продвинувшись еще на несколько сотен ярдов, я обнаружил, что нахожусь на краю страшного обрыва: никто в здравом уме не попытался бы тут спускаться. Мне, однако, пришло в голову, не попробовать ли двинуться вдоль ручья, прорывшего и осушившего эту самую