Едгин, или По ту сторону гор - Сэмюэл Батлер Страница 43

бесконечного вреда, нанесенного остальным; что доктрина эта поощряет в бедняках расточительность и потворство хворям и прочим неприятностям, с которыми они запросто могут справиться; что обещанная награда иллюзорна и является результатом везения, чьему господству должна бы положить конец могила; что обещанные ужасы несправедливы и лишают людей сил, как физических, так и моральных; и что даже наиболее взысканные судьбой высокопоставленные лица, приняв эту доктрину, станут беспокоиться лишь о своем еще более благословенном смертном сне.

Я мог ответить лишь, что факт наличия загробной жизни засвидетельствован и что известно несколько подтвержденных случаев с людьми, умершими и вернувшимися к жизни — случаев, в которых ни один человек в здравом уме не усомнится.

— Если так, — сказал мой оппонент, — мы должны перенести это испытание как можно достойней.

Я как мог старательней перевел ему замечательный монолог Гамлета, где он говорит, что один лишь страх, как бы худшее зло не случилось с нами после смерти, удерживает нас от того, чтобы броситься в ее объятия[18].

— Вздор, — ответил он. — Ни одного человека не отвратили от намерения перерезать себе горло страхи, какие ваш поэт человеку приписывает — да и сам поэт, вероятней всего, прекрасно это понимал. Если человек чиркает бритвой по горлу, значит, он приперт к стенке и думает лишь о том, как бы исчезнуть, неважно куда, только бы выйти из тупика. Нет. Людей привязывает к жизни не страх, что, перестав за нее держаться, они попадут из огня в полымя, но надежда, что пока они за нее держатся, огонь поутихнет. «Причина долговечности страданья»[19] (цитирую вашего поэта) — в соображении, что хотя страданье может длиться долго, а всё ж таки страдалец может прожить еще дольше.

На этом, видя, что прийти к согласию нам не удастся, я предпочел прекратить спор, и вскоре мой оппонент удалился, выказав мне всё неодобрение, какое мог проявить, не доходя до откровенной грубости.

XVIII. Формула рождения

О нижеследующем я слышал не от Аровены, но от г-на Носнибора и джентльменов, бывавших в доме на обеде: они рассказали мне, что едгинцы верят в предсуществование; и не только в это, но, главное, будто приходят к рождению в этом мире исключительно в результате свободного волеизъявления и действий в мире предыдущем. Считается, что нерожденные беспрестанно донимают и мучают лиц обоего пола, состоящих в браке, непрерывно и незримо трепещут вокруг них и не дают покоя ни душе их, ни телу, пока те не согласятся принять их под покровительство. Если б это было не так (по крайней мере, именно в этом меня убеждали), это значило бы, что человеку дана неограниченная свобода творить с другим всё, что угодно, навязывать ему случайности и перемены, коим подвергнется он в этой не ведающей жалости жизни — без возможности выбора. Никто тогда не имел бы права вступать в брак, поскольку никто не может сказать, какие ужасные несчастья такой поступок навлечет на создание, которое не может выразить недовольства, ибо еще не существует — навлечет силою, без учета воли этого создания. Страх перед подобной ответственностью у них столь силен, что они твердо решили переложить ее груз на чужие плечи и сочинили целую мифологию, трактующую о мире, где обитают нерожденные люди, о том, что они там делают, об ухищрениях и махинациях, к каким они прибегают ради того, чтобы оказаться в нашем мире. Но об этом чуть позже, а сейчас я хотел бы остановиться на том, как едгинцы ведут себя по отношению к тем, кто уже находится на пути в этот мир.

У едгинцев есть особенность: как только им становится точно известно о чем-то, из чего, как сами они признают, следует сделать практические выводы, они редко сходу и до конца в это верят. Почуяв крысиный запах на входе в почтенное учреждение, они, если смогут, прикажут своему носу сей аромат игнорировать.

Именно так они ведут себя и в отношении нерожденных, ибо я не могу (да и не мог) поверить, будто они всерьез воспринимают мифы о предсуществовании; они и сами толком не знают, во что верят; им ясно одно: не верить в то, во что верить положено, — болезнь. Единственная вещь, в которой они нисколько не сомневаются, — это что именно докучная возня нерожденных служит причиной их появления на этом свете, и что их бы здесь не было, если б они оставили людей в покое.

Доказывать им ложность этих представлений — напрасный труд, и всё бы ничего, если бы они этим убеждением и удовлетворились. Но им этого мало; им надо перестраховаться; им требуется иметь от младенца, как только он родится на свет, письменное заверение, гарантирующее родителям освобождение от всякой ответственности, связанной с фактом рождения дитяти, и подтверждающее его предсуществование. Посему они изобрели документ, именуемый «формулой рождения», — текст его может варьироваться в зависимости от степени родительской предусмотрительности, однако он во всех случаях практически идентичен; едгинские юристы в течение многих веков занимались составлением этих бумаг и отточили свое мастерство, доведя шаблон до полного совершенства и включив в него все и всяческие непредвиденные обстоятельства.

Формулы эти для бедных печатаются на обычной бумаге по умеренной цене; но у богатых они пишутся на пергаменте и вставляются в красивую рамку, так что оформление «формулы рождения» служит критерием общественного положения. Текст начинается словами: «Принимая во внимание, что NN принадлежал к царству нерожденных, где был во всех отношениях хорошо обеспечен и не имел причин для недовольства etc. etc., он по собственной греховности и неуемности возымел желание явиться в здешний мир; предприняв необходимые шаги, определенные законами царства нерожденных, он с заранее обдуманным злым умыслом принялся донимать и мучить двух несчастных людей, которые не причинили ему никакого зла и были довольны и счастливы, пока он не приступил к исполнению подлого умысла, имеющего целью нарушить их покой, за каковое зло он смиренно молит их о прощении.

Он понимает, что несет ответственность за все пороки и недостатки физического развития, вследствие коих, в соответствии с законом, может подпасть под уголовное преследование; что его родители не обязаны ничего предпринимать в связи с любыми его физическими изъянами; и что они вправе в любой момент убить его, ежели им заблагорассудится, хотя и умоляет их сохранить ему жизнь, выказав достойную восхищения доброту и снисходительность. Ежели они снизойдут до его молений, он обещает быть их покорнейшим и смиреннейшим детищем, как в ранние годы, так и в течение всей жизни,