Едгин, или По ту сторону гор - Сэмюэл Батлер Страница 41

Звучало это убедительно; и говорил я таким торжественным тоном, что она даже слегка напугалась и ответила лишь, что у них тоже есть книги, в которых сказано, что предки их видели богов. Тут я понял, что, сколько бы мы дальше ни спорили, никакие аргументы ее не убедят; и, боясь, что она перескажет матери всё, что я наговорил, и что я, не дай бог, могу утратить чувство нежной привязанности, которое, как мне подсказывала интуиция, она начинала ко мне питать, я решил предоставить ей идти собственным путем и убеждать меня, в чем ей хочется; и пока мы не поженились, свое сатанинское копыто я ей больше не показывал.

Тем не менее ее замечания засели у меня в голове, и с тех пор я встречался со многими весьма набожными людьми, понаторевшими в вопросах богопочитания, но напрочь лишенными истинно религиозного чувства; с другой стороны, мне приходилось видеть, как светятся лица тех, кто преклоняется перед божественным в природе или в искусстве — в картинах и статуях; в полях, в облаках и в море; в мужчине, женщине и ребенке — но в ком я никогда не замечал интереса к разговорам о природе и свойствах Бога. Поистине, стоит произнести лишь слово из лексикона теологов — и наше чувство божественного омрачается и гаснет.

XVII. Идгран и идграниты

Несмотря на шумиху, которую едгинцы поднимали вокруг идолов, на воздвигнутые в их честь храмы, на жрецов и жриц, сидящих у государства на содержании, я так и не смог прийти к убеждению, что официальная религия есть нечто большее, чем поверхностный ритуал. Однако у них была еще другая вера, и с ней они сообразовывались во всех действиях; и хотя ни один непосвященный даже не заподозрил бы, что нечто подобное вообще может иметь место, в действительности именно эта религия была их главным советчиком и водителем, их компасом в житейском море; и не было почти ни одного поступка, какой они совершили или отказались совершить без опоры на ее заповеди.

Я довольно скоро стал подозревать, что официальная вера в едгинцах не так уж крепка: во-первых, я частенько слышал, как жрецы ее сетуют на всеобщее равнодушие, а без причины они вряд ли стали бы жаловаться; во-вторых, судя по ряду признаков, богине Идгран, в которую едгинцы действительно верили, ни на что подобное жаловаться не приходилось; и в-третьих, хотя жрецы постоянно на чем свет бранили Идгран как злейшую врагиню официальных божеств, было хорошо известно, что во всей стране у нее нет более преданных приверженцев, чем сами эти ругатели, часто бывшие скорее служителями Идгран, чем собственных богов. В любом случае, считать таких жрецов образцовыми священнослужителями я не могу.

Идгран занимала положение совершенно ненормальное; ее считали вездесущей и всемогущей, но представления о ней были лишены возвышенности: иногда она поступала жестоко, иногда попросту нелепо. Даже самые ревностные приверженцы ее стыдились и служили ей больше душою и делами, чем воздавая изустную хвалу. Служение это было нелицемерным; даже истово ей поклоняясь, они нередко вслух от нее отрекались. Однако она была божеством благодетельным и полезным и не слишком заботилась о том, что ее бранят и отвергают — лишь бы на деле слушались и страшились; благодаря ей сотни тысяч людей следовали путем, который делал жизнь терпимой и даже счастливой — не будь ее, они бы никогда на него не вступили; ожидать же, что более высокий и более духовный идеал возымеет над ними власть, не приходилось.

Сомневаюсь, готовы ли едгинцы принять некую лучшую религию; и хотя (имея в виду мою постепенно укрепившуюся убежденность, что они суть представители потерянных колен Израилевых) я, невзирая на все препятствия, приступил бы таки к их обращению, если бы видел перспективу успеха, пусть и самую отдаленную; но вряд ли можно было рассчитывать, что смещение Идгран с позиции главного объекта поклонения не будет сопряжено с пугающими последствиями. Будь я философом, мне следовало бы признать, что постепенное распространение культа Идгран, ныне у них общепринятого, есть величайшее духовное благо, какое только могло быть им даровано, и преодолеть его влияние если и можно, то разве что подав им пример наглядный и назидательный. Мне бросалось в глаза, что, как правило, люди, громче всех заявлявшие, что Идгран — божество недостаточно возвышенное, сами вряд ли дотягивали до моральных критериев, этой богиней установленных, а с другой стороны, я часто встречался с людьми, принадлежавшими к категории, которую я про себя называл «высшими идгранитами»: что касается поведения и отношения к делам житейским, они, казалось мне, достигли высот, к каким человеку по природе своей и должно стремиться.

Они были джентльменами в полном смысле слова — а разве этим не всё сказано? Они редко заводили речь об Идгран и даже не намекали на нее, но никогда не шли вразрез с ее велениями, не имея на то серьезных оснований; и если поступали ей наперекор, то лишь будучи твердо уверены в себе и в собственной правоте — и богиня редко их наказывала, ибо они отважны, Идгран же трусовата. Большинство из них умело сносно изъясняться на «гипотетическом языке», а иные — правда, лишь немногие — знали его изрядно. Не думаю, чтобы язык этот сыграл большую роль в том, что они стали такими, какие есть; однако помимо факта, что почти все они владели его начатками, была еще одна важная причина, чтобы питать уважение к «гипотетическому языку».

С младых ногтей приученные к атлетическим играм и упражнениям и привыкшие без страха вести жизнь на виду у товарищей, среди коих утвердились высокие требования по части храбрости, щедрости, чести и прочих достойных мужских качеств — что удивительного в том, что эти люди должны были стать законом для самих себя, как и в том, что, проникаясь всё более высоким мнением о богине Идгран, они должны были постепенно утратить всякую веру в общепризнанных богов? Открытого пренебрежения к последним они не выказывают, ибо послушание господствующим догматам, доколе оно не становится нестерпимым, есть закон Идгран; однако у них нет истинной веры в объективное существование созданий, каковые столь явно выступают в роли олицетворенных абстракций и чья индивидуальность требует от воображения такого квази-материализма, на какой оно, сбитое с толку, оказывается попросту неспособным. Впрочем, мнения свои они в основном держат при себе, поскольку соотечественники их в большинстве щепетильно относятся к традиционному богопочитанию; они считают ненужным и вредным откровенничать на эту тему, разве что