Едгин, или По ту сторону гор - Сэмюэл Батлер Страница 36

положила в кошелек, после чего села на место, предварительно опустив несколько монет иной чеканки в ящик для сбора пожертвований сбоку от конторки кассира. Затем таким же образом поступили г-жа Носнибор и Аровена; однако несколько позже они отдали всё (насколько я мог углядеть), что получили от кассира, служителю, который, в чем я нисколько не сомневаюсь, ссыпал монеты в тот же сундук, откуда их извлекли. Вслед за тем дамы двинулись в сторону завесы; я отпустил приподнятый край и отошел на приличное расстояние.

Вскоре они присоединились ко мне. Несколько минут все мы хранили молчание, но, наконец, я рискнул сделать замечание, что банк сегодня не так загружен работой, как, вероятно, в другие дни. На это г-жа Носнибор сказала, дескать, да, поистине грустно видеть, как мало внимания уделяют люди самому ценному из всех здешних институтов. Вслух возразить мне было нечего, но про себя я всегда придерживался мнения, что человечество в преобладающей части более-менее понимает, где и от чего можно получить пользу, а где нет.

Г-жа Носнибор продолжала в том духе, что мне не следует думать, будто существует недостаток доверия к банку, раз я видел здесь так мало людей; страна всей душою привержена этим учреждениям, и если возникнет любой признак того, что они находятся в опасности, тут же явится поддержка с разных, совершенно неожиданных сторон. И лишь поскольку люди знают, что никакой опасности для этих банков нет, они в иных случаях (как, например, сокрушенно заметила она, в случае г-на Носнибора) считают, что в их поддержке нет необходимости. Кроме того, эти институты никогда не отступали от безопасных и подтвержденных опытом принципов банковского дела. Так, они никогда не позволяли себе начислять проценты по вкладу, что ныне часто делают кое-какие дутые компании, которые, занимаясь незаконной коммерцией, привлекают многих клиентов; и даже число акционеров теперь куда меньше, чем прежде, благодаря нововведениям этих бессовестных лиц, ибо Музыкальные банки выплачивают низкие дивиденды, а то и вовсе их не выплачивают, но делят свои прибыли, формируя бонусы, выплачиваемые держателям акций первого выпуска раз в 30 000 лет, а поскольку сейчас прошло всего лишь 2000 лет со времени предыдущего распределения бонусов, люди понимают, что им нечего надеяться на следующее в течение их жизни и предпочитают инвестировать туда, где получат более осязаемую отдачу от вложенных средств. Всё это, сказала она, наводит на очень грустные мысли.

Покончив с этими горестными признаниями, она вернулась к первоначальному утверждению, что все в государстве несомненно поддерживают эти банки. Что же до малочисленности посетителей и отсутствия среди них представителей трудоспособного населения, она указала мне, и довольно справедливо, что именно этого и следовало ожидать. Мужчины, лучше всех разбирающиеся в том, что касается устойчивости человеческих установлений, такие как юристы, люди науки, теологи, государственные служащие, живописцы и им подобные, как раз и принадлежат к тем, кто наиболее склонен впадать в заблуждение, будучи одурманен воображаемыми достижениями, равно как страдать чрезмерной подозрительностью, во-первых, из-за непристойного стремления как можно скорее получить как можно большую отдачу от вкладов, в каковом стремлении на девять десятых и состоят причины оппозиции, во-вторых, из-за тщеславия, побуждающего их демонстрировать превосходство над предрассудками несмысленной черни, и в-третьих, из-за угрызений совести, которая постоянно терзает их самым жестоким образом, напоминая им о состоянии их тел, ибо люди эти, как правило, больны.

А поскольку интеллект (продолжала она) никогда нельзя считать совершенно здравым, если тело не является абсолютно здоровым, физически больной индивидуум не способен вынести хоть сколько-нибудь ценного суждения о подобных предметах. Тело — это всё; и, возможно, отнюдь не обязательно, чтобы это было такое уж крепкое тело (она сказала так, ибо понимала, что я думаю о той старой и хилой на вид публике, какую видел в банке), зато оно должно пребывать в превосходном здравии; в таком случае, чем менее действенной физической силой оно обладает, тем вольнее будет работать интеллект и, следовательно, тем вернее будут его заключения. А это значит, что люди, которых я видел в банке, были теми самыми, чьи мнения имели наибольшую ценность; а ведь эти-то люди и утверждали, что достоинства банка бессчетны, и даже изображали дело так, будто получают текущую прибыль в гораздо большем размере, чем имеют на то право. Она продолжала вещать в том же духе и не останавливалась, пока мы не вернулись домой.

Она, конечно, могла говорить всё, что ей нравится, но манера, в которой она это излагала, была совершенно не убедительна, и позднее я не раз наблюдал безошибочные признаки всеобщего равнодушия к этим банкам. Их приверженцы часто отрицали, что такое равнодушие имеет место, но делали это в выражениях, звучавших скорее как дополнительное доказательство его существования. Во времена коммерческой паники и всеобщих бедствий людям, за редкими исключениями, даже в голову не приходит обращаться к этим банкам. Ничтожное меньшинство может так поступить, кто-то по привычке и благодаря внушенным еще в раннем возрасте представлениям, кто-то движимый инстинктом, который побуждает нас хвататься за любую соломинку, когда мы чувствуем, что тонем, но лишь считаные единицы — из искренней веры в то, что Музыкальный банк сможет спасти их от финансового краха, если они будут неспособны выполнить обязательства в валюте другого рода.

В разговоре с одним из управляющих Музыкального банка я решился намекнуть на такое положение дел настолько откровенно, насколько позволяла вежливость. Он сказал, что всё это было более или менее верно до недавнего времени, но теперь они во всех банках страны вставили новые витражи, отремонтировали здания и расширили регистры у органов; сверх того, президенты банков принялись ездить на омнибусах и выступать с завлекательными речами перед людьми на улицах, а к тому же, памятуя о возрасте их отпрысков, стали дарить ребятишкам разные разности, видя, что те капризничают или озорничают; так что впредь всё пойдет лучше некуда.

— Но сделали ли вы что-нибудь в части денежной политики? — робко поинтересовался я.

— В этом нет необходимости, — возразил он. — Ни малейшей, уверяю вас.

Однако всякому было ясно, что денежные знаки, выпускаемые этими банками, — вовсе не те деньги, на которые люди покупают хлеб, мясо и одежду. С первого взгляда могло показаться, что деньги настоящие, чеканка на аверсе и реверсе у них часто бывала очень красивая; и не то чтобы это были фальшивки, сделанные затем, чтобы в повседневном обороте их по ошибке приняли за подлинные деньги; они были чем-то вроде игрушечных монет или фишек для счета при игре в карты; ибо, несмотря на красоту рельефа, материал, на котором