Битва за сердцееда: Версальский фронт - Натали Карамель Страница 6

Глава 4: Призрачное утро и королевская петля

Утро. Холодное. Пустое.

Оно прокралось в опочивальню не с рассветом, а с первым леденящим осознанием: его нет. Пространство кровати, огромное и невыносимое, дышало холодом пустоты. Я потянулась рукой — привычное движение, ставшее рефлексом за короткие дни счастья. Встретила лишь выхолощенную простыню, лишенную тепла его тела, лишенную его самого. Вчерашний портрет от Колетт стоял на столике, улыбающийся, живой на бумаге, но неспособный согреть. Он смотрел на меня, а я видела лишь пропасть неизвестности, разделявшую нас.

Где он сейчас? На корабле? Застигла ли его непогода? Доберется ли до Венеции целым? Вопросы, как назойливые осы, жужжали в голове, не давая покоя с самой бессонной ночи. Каждый стук копыт на дороге за окном заставлял сердце бешено колотиться — не он ли? — и тут же гаснуть в горьком разочаровании. Безумие! Как можно было жить в этом веке без телеграфа, без телефона, без мгновенной весточки? Эта невыносимая неизвестность была хуже любой дурной вести. Она разъедала душу кислотой.

Завтрак. Я заставила себя проглотить несколько кусочков, словно жуя вату. Вид солнечных лучей, игравших на серебряных приборах, казался издевательством. Мир сиял, а мой мир был погружен во мрак. Мари, моя верная тень, сидела напротив, ее взгляд был полон немого сочувствия и тревоги. Она понимала. Она тоже рисковала всем, связав свою судьбу с моей.

«Едем в Домен,» — сказала я, отодвигая тарелку. Голос звучал чужим, плоским. — «Здесь я сойду с ума.»

Мари лишь кивнула. Действие. Нам обеим нужно было действие, чтобы не утонуть в тоске.

Дорога пролетела в тягостном молчании. Я смотрела в окно кареты, но не видела пробуждающихся полей, не слышала птичьего гомона. Видела лишь его лицо — то, каким оно было в момент прощания, запечатленное болью и любовью. Чувствовала последнее прикосновение его губ. «Жди». Как же тяжело ждать в этой ледяной тишине!

Домен встретил нас привычным мирным гудением. Воздух пах травами, землей и сладковатым ароматом розовой воды из мастерских. Управляющий, старый преданный Жан, вышел навстречу, его лицо было спокойным, деловитым.

«Ваше сиятельство, все в порядке,» — отрапортовал он без лишних слов. — «Школа — полные классы, учительница довольна. Дневной приют — малыши сыты, довольны, няньки не нарадуются. Плантации лаванды — вид отменный, ждем цветения. Поля…»

Я слушала, кивая. Его слова были как бальзам на израненную душу. Порядок. Стабильность. То, что мы с Лео строили здесь, работало. Жило своей жизнью, несмотря на нашу личную катастрофу. Это был крошечный островок нормальности в бушующем море.

«Спасибо, Жан,» — прервала я его. — «Вы — опора. Продолжайте в том же духе.»

Потом была мастерская Луки. Знакомый хаос склянок, реторт, сушащихся трав. Парфюмер встретил меня с энтузиазмом, его глаза горели.

«Ваше сиятельство! Взгляните!» — Он бережно протянул несколько небольших флакончиков с новыми эссенциями. — «На основе альпийских трав, о которых вы упоминали. И вот эта…» — он поднес к моему носу полоску бумаги. — «Попытка уловить аромат первого весеннего дождя на камнях.»

Я вдыхала. Искусство Луки было бесспорным. Свежесть, чистота, глубина… Запахи оживили что-то внутри, на мгновение отвлекли от грызущей тоски. «Восхитительно, Лука. По-настоящему. Ты — волшебник.»

Затем Алиса, юная, но невероятно талантливая помощница, с горящими глазами демонстрировала свои эксперименты с новыми маслами для кремов. «И… и я подумала, ваше сиятельство,» — застенчиво добавила она, протягивая баночку с нежной пастой. — «Может, попробовать крем для рук с экстрактом лаванды и меда? Для смягчения… после садовых работ?»

Я взяла баночку, ощутила бархатистую текстуру, вдохнула успокаивающий аромат. «Алиса, это прекрасная идея. Ты права. Пробуй. Дай мне знать о результатах.» Ее сияющая улыбка, ее преданность делу — еще один маленький лучик в моем личном сумраке.

День тянулся, наполненный делом, разговорами, знакомыми запахами и видами Домена. Казалось, тишина шато осталась где-то далеко. Здесь был мир. Работа. Будущее. Но под этой видимостью нормальности все равно клокотала тревога. Каждый раз, когда я ловила себя на мысли о Лео, сердце сжималось в ледяные тиски. Добрался ли? Что ждет его в Венеции? Что скажет король?

Уже под вечер, когда тени стали длинными, а солнце клонилось к горизонту, окрашивая поля в золото, мы тронулись обратно в Шато де Виллар. В карете снова воцарилось тяжелое молчание. Мирный день в Домене лишь подчеркнул всю чудовищность разлуки и неопределенности.

И тогда — цокот быстрых копыт сзади. Я вздрогнула, сердце бешено застучало. Мари настороженно выглянула в окошко кареты.

«Курьер, ваше сиятельство.»

Не Лео. Не его герб. Королевский гонец. Он поравнялся с каретой, ловко передал через открытое окно Мари плотный конверт с тяжелой сургучной печатью. Знакомой печатью. Лилиями. Короля. Без слов гонец отсалютовал и умчался прочь, оставив за собой шлейф пыли и ледяной ужас в моей душе.

Руки дрожали, когда я разламывала сургуч. Бумага была дорогой, с водяными знаками. Почерк — каллиграфически четкий, безличный. Голос Мари, читавшей вслух, казалось, доносился издалека, сквозь толщу воды:

«Мадам графиня де Виллар,

Его Величество Король Людовик XV, движимый заботой о благополучии своих верных подданных в столь неспокойное время, а также глубоким сочувствием к вашему нынешнему положению, когда ваш супруг, граф де Виллар, вынужден исполнять королевскую волю в далекой Венеции…

…считает своим долгом предложить вам королевское покровительство и защиту в стенах Версаля.

Его Величество полагает, что пребывание вблизи двора, в атмосфере утонченности и безопасности, будет наилучшим для вас утешением в период отсутствия графа.

Вы соизволите прибыть в Версаль в течение трех дней, дабы занять приготовленные для вас апартаменты и принять знаки высочайшей милости и заботы Его Величества.

Мы не сомневаемся в вашей признательности и готовности принять эту королевскую милость.»

Подпись какого-то королевского секретаря. Не его рука. Но его воля. Его месть.

Текст вился перед глазами ядовитыми змеями. «Покровительство». «Защита». «Утешение». Каждое слово — ложь. Каждое слово — ширма. За ними скрывалась жестокая реальность: плен. Пока Лео далеко, король забирал меня. Забирал в самое сердце змеиного гнезда — Версаль. Под свой неусыпный контроль. Чтобы я была у него на виду. Чтобы я была заложницей. Чтобы Лео знал: одно его неверное движение — и со мной случится «несчастный случай» или я навсегда исчезну в каком-нибудь монастыре подальше от глаз.

Это был не приглашение. Это был приказ. Одетый в шелк лицемерия и королевской «милости», но от этого не менее страшный. Петля, затягивающаяся на горле.

Я скомкала письмо, ощущая, как бумага жжет пальцы. Три дня. Всего три дня. Потом