Битва за сердцееда: Версальский фронт - Натали Карамель Страница 14

— Мари, Колетт, — голос прозвучал тверже, чем она ожидала. — Я хочу прогуляться в парке. Сейчас.

Колетт обернулась мгновенно, в глазах вспыхнул живой интерес. — Мадам, я могу… взять с собой инструменты? — спросила она робко, но с надеждой. — Набросок… вид отсюда… он мог бы стать началом…

Идея показалась Елене спасительной. Да, рисование! Хоть что-то, требующее концентрации, вытесняющее мучительные мысли о Лео, о Лоррене, о предупреждении Королевы без Короны. Пусть Колетт начнет эти обещанные уроки. Пусть парк станет их студией под открытым небом.

— Конечно, Колетт. Возьми все необходимое. Сегодня — твой первый урок для меня.

Мари быстро собрала легкую шаль для госпожи. Елена же подошла к двери, ведущей в общие покои. Там, как она и предполагала, дежурил Ансельм — тот самый слуга с невидимыми ушами и цепкой памятью.

— Ансельм, — сказала она четко, глядя ему прямо в глаза, — мы направляемся в парк. На прогулку и… занятия рисованием. Будьте добры, обеспечьте нам доступ.

Он поклонился с безупречной учтивостью, но в его взгляде мелькнуло что-то вроде удовлетворения. «Докладывай, докладывай, милый друг», — подумала Елена с горькой иронией. «Пусть знают, что я не прячусь и не строю козни в своей комнате. Я гуляю и учусь рисовать — как примерная пленница».

Когда они вышли в коридор, их уже поджидал капитан де Ларю. Он стоял по стойке «смирно», лицо непроницаемо.

— Мадам, — произнес он, отчеканивая каждое слово. — Мне приказано сопровождать вас во время прогулки.

Елена лишь кивнула, не удостоив его комментарием. «Точно преступница под конвоем». Но сегодня этот конвой казался меньшим из зол.

Версальский парк встретил их ослепительной игрой света и тени. Бесконечные перспективы газонов, подстриженных с математической точностью, расходились лучами от дворца. Изумрудные боскеты образовывали зеленые комнаты, мраморные нимфы и боги застыли у журчащих фонтанов, чьи струи сверкали на солнце бриллиантовой россыпью. Воздух был напоен ароматом роз, лаванды и влажной земли. Это была картина абсолютной гармонии, созданной человеческой волей, подавившей дикую природу. Красота, дышащая холодным совершенством. Идеальный фон для интриг.

Они нашли укромную скамейку в тени высокого клена, недалеко от одного из меньших фонтанов. Колетт, заметно оживившись, разложила бумагу, карандаши, уголь. Елена села, стараясь отбросить тревогу. Первые штрихи давались ей невероятно трудно. Рука дрожала, линии выходили кривыми, пропорции — смешными. Она пыталась изобразить фонтанчик, но он больше походил на плачущий гриб. Колетт терпеливо показывала, как держать карандаш, как чувствовать перспективу, как намечать основные формы.

И случилось чудо. Постепенно, сосредоточившись на белой бумаге, на движении карандаша, на тихих, ободряющих подсказках Колетт, Елена почувствовала, как хаос в голове начинает упорядочиваться. Мучительные мысли о Лео, о неопределенности, о скрытых угрозах отступили на второй план, уступив место простой задаче: сделать эту линию чуть прямее, ту тень — чуть глубже. Это было медитацией. Минутой нормальности в абсурдном мире Версаля. «Надо просто дождаться ответа от тетушки», — пронеслось в голове, уже без паники. «Она знает, что делать. А пока… пока я учусь рисовать».

Через час перед Еленой лежало некое подобие пейзажа. Фонтан все еще напоминал грустное существо, деревья были несколько угловаты, а перспектива слегка пьяна. Она откинулась на спинку скамейки, рассматривая свое творение, и вдруг рассмеялась — легкий, почти девичий смех, которого давно не слышали даже стены ее покоев.

— Ну что, Колетт? — спросила она, лукаво прищурившись. — Для первого раза, я полагаю, это… очень даже небезнадежно? Напоминает работы гениального пятилетнего художника, не правда ли?

Колетт, с трудом сдерживая смех, вежливо прикрыла рот рукой, но глаза ее смеялись.

— Мадам графиня абсолютно права, — прозвучал ее сдавленный от смеха голос. — И… и в нем есть искренность! Это ценно!

Капитан де Ларю, стоявший в почтительной тени чуть поодаль и сохранявший каменное выражение лица весь урок, вдруг кашлянул. Его скулы слегка порозовели. Он сделал шаг вперед, явно борясь с собой, и наконец произнес, глядя куда-то поверх головы Елены:

— Позвольте заметить, мадам… Ваш пейзаж… Он, несомненно… обладает характером. И… и в нем чувствуется старание. Это… не так уж плохо.

Елена повернулась к нему, все еще смеясь. Лучи солнца играли в ее глазах.

— Капитан, я прошу вас, не лгите из вежливости! — воскликнула она, но без злобы. — Я прекрасно вижу пропасть между моим… «творением» и тем, на что способна настоящая художница, как Колетт. Но я рада, что успела вовремя разглядеть ее талант и отправить учиться. Вот это было верное решение. — Голос ее смягчился, глядя на служанку, которая скромно потупилась, но на щеках у нее играл румянец от похвалы.

Капитан де Ларю перевел взгляд на Колетт. Его проницательные глаза, привыкшие замечать детали, вдруг уловили то, что ускользнуло от Елены в момент веселья. Как только его взгляд упал на девушку, она инстинктивно съежилась. Не просто смутилась — она отпрянула. Ее плечи напряглись, взгляд мгновенно метнулся в сторону, избегая встречи с его глазами, пальцы судорожно сжали край коробки с карандашами. На ее лице промелькнул не румянец смущения, а страх. Дикий, животный страх. Но не перед ним лично — перед мужчиной. Перед взглядом мужчины.

Капитан замер. Его лицо, мгновение назад порозовевшее, резко побледнело. Он едва слышно ахнул, как будто получил удар под дых. В его глазах мелькнуло острое понимание, а следом — жгучий стыд. И глубокая, беспомощная жалость. Он быстро отвел взгляд, уставившись на мраморный постамент фонтана, словно пытаясь сжечь его взглядом. Его челюсть напряглась.

Елена, уловив внезапную перемену в атмосфере, обернулась от своего рисунка к Колетт. Но девушка уже отвернулась, делая вид, что тщательно упаковывает карандаши. Лишь легкая дрожь в ее руках выдавала пережитый испуг. Капитан стоял, отвернувшись, его спина была неестественно прямой.

— Ну что ж, — прервала неловкое молчание Елена, вставая. Солнце вдруг показалось не таким ярким. — Думаю, на сегодня достаточно искусства. Пора возвращаться. Мари, Колетт, соберите вещи.

Они двинулись обратно к дворцу. Мари несла коробку с принадлежностями. Колетт шла, прижимая к себе альбом, взгляд устремлен в землю. Капитан де Ларю шел чуть позади, его обычная подчеркнутая вежливость сменилась тяжелым молчанием. Он больше не смотрел по сторонам с привычной бдительностью — его взгляд был обращен внутрь, туда, где гнездились только что обретенные знание и стыд.

Елена шла, глядя на золотящиеся на солнце фасады Версаля. Минутное успокоение, дарованное рисованием, испарилось. Письмо тетушке было в пути. Но вокруг нее были люди — преданная Мари, талантливая и искалеченная Колетт, и капитан, который только что получил невольный удар в самое сердце своей солдатской чести. Она чувствовала их боль, их страх,