Коллектив авторов - Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии Страница 23

Госпожа — прислужнице

Лучистое солнце вечерней пороюСкрывается — день унося — за горою,И сумрак нисходит, смуглей Немийана[302].Земля придремнула, луной осиянна.Смыкаются лотосы — веки красавиц.Кусты-белоцветы смеются, забавясь.Деревья склонились, подобно ученымПод градом похвал — пристыженным, смущенным.Как пенье бамбуковой флейты пастушьей,Жужжанье пчелиное радует ду́ши,И слышно в селенье, покоем объятом:Коровы бегут, возвращаясь к телятам.Слетаются в гнезда пернатые пары.Свершают вечерний обряд анданары.В домах очаги разжигают, светильниИ ужин готовят… С улыбкой умильнойГлупцы восхищаются: «Вечер прекрасен!»Неведомо им, что восторг их напрасен.Для всех разлученных он — меч зачерненный,Судьбою над их головой занесенный.

Из антологии «Десять песней»

Напуттанар, сын золотых дел мастера, из Каверипаттинама [303]

Напились тучи океанской влагиИ вознеслись — так Тирумаль всеблагийВосстал для измеренья трех миров;[304]На склонах гор, у самых берегов,Весь день они пропочивали в неге,И снова — в путь в стремительном побеге,Чтоб ввечеру, как слон, разящий бивнем,Обрушиться неудержимым ливнем.

В тот час вечерний хоженой тропойДворцовые прислужницы толпойК окраине далекой поспешили.В руках у них для приношенья былиГоршки с вареным рисом и жасмины.Жужжали пчелы, сладостнее ви́ны[305],Когда они рассы́пали дарыИ стали ждать среди ночной поры,Какой им будет знак, прильнув друг к дружке.Внезапно голос молодой пастушкиПослышался. Привязанных телятЕй было жаль, и, в ночь вперяя взгляд,Она сказала: «Не горюйте! СкороВернутся ваши матери!» Без спораРешив, что это бог им возгласил,Прислужницы — бежать что было силИ молвили тоскующей царице:«Недолго ждать осталось: возвратитсяТвой повелитель, царь с осанкой бычьей,Увенчанный победой — и с добычей!»

Владычица, прослушав их рассказ,Жемчужины смахнула с черных глаз.И вдруг — виденье! На лесной поляне,Очищенной от трав, где поселяне —Охотники воздвигли бастион(Отныне он с лица земли сметен),Огромное военное становьеПредстало ей, исполненной любовью.

Там на скрещенье троп, гора на вид,Свирепый слон сторожевой стоит.Ему подносят тростника вязанки —Он гордо отвергает все приманки.Напрасно с перекошенным лицомЕго погонщик бьет своим бодцом.Воители, являя верх сноровки,Вбивают в землю колья — и веревкиНатягивают; миг — и пестрый кровКолышется над остовом шатров;Потом бойцы, — их ждет покой желанный,—Составив луки, вешают колчаны,Как вешает отшельник на треногуСвою одежду, охряную тогу;И наконец они лихим броскомВонзают в землю копья — лепесткомОтточенным… Без лишней суетыНад копьями укреплены щиты,—И вот уже — на ночь одну — готовоУбежище для воина простого.

Стихают шум и говор до утра,И только возле царского шатраМелькают длиннокосые смуглянкиС кинжалами на поясах. В горлянкеГорючее для плошек у любой.Они следят, когда пробьют отбой,Чтоб ни одна светильня не погасла,И если надо — подливают маслаИ от нагара чистят фитили.

Уж за полночь. Давно умолк вдалиПоходный колокол длинноязыкий.Стоят, качаясь, стражники владыки:По сонным векам пробегает дрожь,Как по лианам в ветер или дождь.Отсчетчики часов, сложив ладони,Кричат: «О восседающий на троне,Непобедимый царь, гроза врагов,Узнай: по времемеру[306] — час таков!»

У царского шатра — отряд яванов[307].В их боевой отваге нет изъянов.У каждого явана — меч и щит,И под полой одежды кнут торчит.Они могучи и широкоплечи.В самом шатре — прислуживают млеччи[308]Бессонницей томимому царю.Уж утреннюю видит он зарюА с нею — неминуемую сечуИ мыслями стремится ей навстречу,И, щеку подпирая кулаком,Он вспоминает, легким холодкомОвеянный, — свои былые схватки.

Бегут враги, смешавшись, в беспорядке.Их тысячи, отставших, полегли.Как змеи, извиваются в пылиОтсеченные хоботы слоновьи.Под градом стрел, все залитые кровью,Ржут, прядая ушами, жеребцы.Победу одержавшие бойцыПриветствуют его, безмерно рады,И раздает он щедрые награды.

При свете плошек, спрятанных в литыхЛадонях изваяний золотых,Царица возлежит в покое спальномДворца семиэтажного, в печальномРаздумье о властителе своем,И свой браслет с причудливым витьем,Тоскуя, поправляет поминутно.Вконец истомлена тревогой смутной,Она трепещет в лихорадке злой,Подобно паве, раненной стрелой.

А за окном, не убавляя мощи,Бушует ливень в придворцовой роще,И, вслушиваясь в грохот водопадный,Царица напрягает слух свой жадный.Все мнится ей шагов далекий гром,Все видятся ей в сумраке сыромПобедою расцвеченные стяги.Идут войска, нет меры их отваге,Идут тропой песчаной, прямиком.Олень и лань на поле просяномРезвятся. Синий пламень высекая,Цветет кустарник низкорослый — кайя[309],Дождь золотой[310] — как утренняя даль,Ладони все свои раскрыл кандаль[311]И тондри[312] — сгустки темно-алой крови.Идут, всегда к сраженью наготове,Идут войска, с отмашкой мерной рук.А впереди — их вождь, ее супругВ своей большой военной колеснице.

Иль, может быть, все это только снится?

Тирукурал[313]

Из книги «Праведность»

Душой очерствелый — живет для себя одного,А полный любовью — для мира всего.

Любовь — и опора творящим благие дела,И лучшая наша защита от зла.

Как пагубно жгучее солнце для твари бескостной[315],Добро для отвергших любовь смертоносно.

Отвергшим любовь нет цветенья. В душе их пустойВсе мертво, безжизненно, как сухостой.

В отвергших любовь нет и проблеска жизни: ониСкелетам, обтянутым кожей, сродни.

Приветное слово дороже даров дорогих,Не надобно мудрым дарений других.

Кто молвит сердечное слово — себя упасетОт бедности горькой, жестоких невзгод.

Приветное слово — добро укрепляет в сердцах,А зло от него рассыпается в прах.

Сердечное слово, добра прорастившее зерна,И тем, кто промолвил его, добротворно.

С отрадой внимал ты словам, напоенным любовью.Зачем же теперь предаешься злословью?

Придется ль по вкусу разумному плод, что незрел?Зачем же ты доброе слово презрел?

Услуга ко времени — хоть и порою мелкаЗначеньем своим, как земля, велика.

Отплаты не ждущая помощь, будь самою скромной,—Значеньем своим, словно море, огромна.

Платить за услугу услугою равной неверно.Да будет услуга нужде соразмерна!

На семь возрождений останется память святаяО том, кто тебе помогал, сострадая.

Не помнить о благе — мерзейшее зло на земле.И высшее благо — не помнить о зле.

Простится тому, кто попрал доброчестья завет.Прощенья услугу забывшему нет.

Неправда, которая сеет добра семена,—Обман лишь по имени — правда она!

Неправда — огонь сожигающий: тела жилица —Душа — в предумышленной лжи опалится.

Стремленье к правдивости благостней, чем благочестьеСо щедростью — соединенные вместе.

Блажен возлюбивший правдивость — пускай никакимиДелами себя не возвысил благими.

Телесную грязь без труда отмывают водой,Но дух очищается правдой святой.

Не всякий светильник — светильник, а только лучистыйСветильник, сияющий истиной чистой.

Окончился танец — и тает собравшихся круг.Вот так утекает богатство из рук.

Как зубья пилы — чередою бегущие дни:Со скрежетом жизнь перережут они.

Был жив накануне, а ныне — лишь пепел, зола.Не смерть ли величьем наш мир облекла?

Не ведает смертный: хоть день проживет ли на свете,Но замыслов хватит на тысячелетье.

Подобно птенцам, скорлупу проклевавшим, спешаТемницу свою покидает душа.

Смерть — это лишь сон, — таково мудрецов убежденье.А что же рожденье? От сна пробужденье.

Из книги «Мудрость»