Приключения Джека Баллистера. Отто Серебряная Рука - Говард Пайл Страница 33

Еще несколько человек собрались у койки Джека и стояли, глядя на него сверху вниз. Джеку хотелось, чтобы они ушли. Он лежал совершенно неподвижно, с закрытыми глазами, и вскоре матросы разошлись.

Он чувствовал себя одиноким и покинутым. Ком стоял в горле, когда он думал обо всем, что с ним случилось. «У меня нет ни одного друга на свете», – сказал он себе, и горячие слезы покатились из-под век.

Когда он в следующий раз открыл глаза, то увидел, что над ним стоит Сим Такер.

– Как ты теперь себя чувствуешь? – спросил лекарь.

– Лучше, – раздраженно сказал Джек. – Я хочу, чтобы ты ушел и оставил меня в покое.

– Дай мне взглянуть на твою голову, – сказал Такер. Длинными худыми пальцами он ловко размотал повязку. – Да, – сказал он, – теперь гораздо лучше. Завтра я сниму швы. Он, должно быть, ударил тебя курком пистолета, поэтому ссадина такая большая и скверная.

Глава VII

Через океан

На следующее утро Джек снова ненадолго поднялся на палубу, чувствуя себя значительно лучше, чем накануне. Днем мистер Дайс спустился в каюту и сказал ему, что капитан хочет его видеть.

Но Джек, хотя уже и вставал со своей койки, был все еще очень слаб и не успел привыкнуть к качке судна в море. Он последовал за помощником по палубе в направлении рубки, балансируя на наклонной, неустойчивой плоскости, время от времени хватаясь за леер и ванты, чтобы не упасть. Хотя Джека мучили тяжелые предчувствия по поводу предстоящей встречи с капитаном Баттсом, его радовал бурный шум моря, яркое и ясное солнце, сильный и холодный соленый ветер. Время от времени вздымающаяся волна вспыхивала яркой белой шапкой в солнечном свете на фоне глубокой зелени безграничного океана, небо было полно облаков, и пурпурные тени покрывали широкую полосу постоянно движущихся вод. Бриг, прокладывая себе путь под углом к встречному ветру, то и дело с оглушительным хлопком белой пены нырял в набегающую волну, и широкие тени парусов и такелажа проносились по залитой солнцем палубе, а мачты покачивались на фоне неба высоко над головой. Все это Джек отчетливо осознавал, когда шел по палубе, мрачно гадая, что скажет ему капитан Баттс.

Двое матросов на юте вытаскивали лаг, один из них вел подсчеты с помощью грифельной доски; третий, с повязанным вокруг головы красным носовым платком-банданой, стоял, вцепившись в штурвал, удерживая курс рыскающего судна. Человек с грифельной доской посмотрел на Джека, бредущего по палубе, цепляясь за леер для поддержки.

Капитан Баттс ждал в рубке, облокотившись на стол. Бутылка рома и полупустой стакан примостились у его локтя, каюта была наполнена сильным, резким запахом спиртного. На столе лежала карта, почерневшая и грязная, как от долгого использования. На части ее была прочерчена черная линия, которую нарисовал капитан – вероятно, предполагаемый курс судна, – поскольку капитан Баттс плыл, прокладывая курс. Нахмурившись, он зыркнул на вошедшего Джека, лоб его покрылся узловатыми венами, но он ничего не сказал. Джек подошел и встал в конце стола. Помощник капитана, задержался у двери, доставая трубку и набивая ее табаком. Джек и не представлял, каким бледным и худым он был, каким больным выглядел, он ощущал лишь слабость, которая не только заставляла нетвердо стоять на ногах, но и лишала всякой силы духа. Глядя на капитана, он безуспешно пытался проглотить твердый, сухой комок в горле.

– Ну, мой сердечный, – сказал капитан, наконец нарушив тишину своим хриплым, дребезжащим голосом, – на этот раз ты получил свою порцию, или я ошибаюсь? Черт подери! – продолжал он с внезапной свирепостью. – Я научу тебя, как иметь дело с Бенни Баттсом, как бить его по голеням. Черт! Я не твой бедный старый дядюшка, которого ты можешь запугивать и забалтывать, сколько тебе заблагорассудится. Черт! Я перебью тебе хребет, если еще попытаешься трепыхаться, будь уверен!

Распалившись от собственных слов, он широко открыл глаза и уставился на свою жертву. Джек не осмеливался отвечать. Он стоял, опустив глаза, крепко ухватившись за край стола и стараясь удержать равновесие при качке корабля.

– Твой дядя рассказал мне все о тебе, – продолжал капитан Баттс, все больше распаляясь, – как ты угрожал ему законом и пытался причинить вред ему и другим родственникам. Он рассказал мне, как ты украл у него деньги, чтобы…

– Я никогда в жизни не украл ни фартинга, – хрипло сказал Джек.

– Ты мне возражаешь? – прорычал капитан, стукнув ладонью по столу. – Черт подери! Если ты мне хоть раз возразишь, я закую тебя в кандалы в одно мгновенье. Я говорю, что ты украл деньги у своего дяди. – Он снова впился взглядом в Джека, словно бросая ему вызов, и Джек, сознавая свое полное бессилие, не решился ответить. – Я говорю, что ты крал деньги у своего дяди, – повторил капитан, – и не один раз. Он мог бы отправить тебя в тюрьму, если бы захотел, и, возможно, не сделал этого, чтобы не позориться. Теперь я скажу тебе, что с тобой будет. Ты едешь в Америку, а там будешь работать у хозяина, который будет оберегать тебя от неприятностей в течение пяти лет. Вот что тебя ждет. После того как ты отслужишь свои пять лет у хозяина в Америке, тогда, может быть, поймешь, как вести себя, когда вернешься домой.

Бриг внезапно накренился, отчего бутылка и стакан заскользили по столу. Капитан поймал их быстрым взмахом руки, а Джек, потеряв равновесие, плюхнулся на сиденье рядом с ним. Он почти мгновенно снова поднялся и снова встал, держась за край стола.

– А теперь послушай, что я скажу. Веди себя прилично, пока находишься на борту этого брига, и с тобой будут обращаться прилично. Но если создашь мне какие-нибудь проблемы, черт подери! Я закую тебя в кандалы, и засуну в трюм, и там ты останешься, пока мы не бросим якорь в Йорктауне. Ты слышишь?

Джек кивнул головой.

– Тогда, если слышишь, почему не отвечаешь?

– Да, сэр, – сказал Джек.

– Отлично, тогда иди и помни, что я сказал.

Джек, отпущенный на волю, снова вышел из рубки на яркий солнечный свет. И только пройдя половину пути по наклонной палубе, он полностью осознал свою судьбу. Он ощутил почти что физическую боль. Джек резко остановился, ухватился за фок-мачту в приступе отчаяния, затем наклонился, перегнувшись через леер корабля. Затем в одно мгновение небо и океан слились воедино и растворились в ослепительном потоке, и горячие слезы ручьями потекли по его лицу.