Парадизо - Франческа Сканакапра Страница 31

От дома до «Кашины Маркезини» мы ехали на велосипеде от силы минут двадцать, но тут был совсем другой мир. Зачарованная впечатлениями, я едва не врезалась в какого-то человека.

– Добрый день, синьорина! – проговорил он и поймал меня, не дав упасть. – Что вы здесь делаете?

Человек был очень высоким, даже выше моей дзиа Мины. Одет он был по-рабочему, а в руках держал кролика – кролик был живой и пытался вырваться. Я вспомнила мамины указания: отвечать вежливо и ни слова по-кремонски.

– Я приехала с мамой, которая встречается с синьорой Маркезини, – сказала я, глядя, как кролик отчаянно дергает лапами.

– А-а, так ты дочурка Луиджи Понти. И как тебя зовут?

– Грациэлла.

Человек наклонился и взял меня за руку.

– Рад познакомиться с вами, синьорина Понти. Амилькаре Маркезини к вашим услугам.

Никогда прежде мне не пожимали руку, не говоря уже о том, чтобы называть синьориной. И к моим услугам никто никогда себя не предлагал. Я не представляла, как на такое полагается отвечать. И пробормотала:

– Очень рада побывать в вашем саду, синьор Маркезини.

Амилькаре Маркезини рассмеялся, будто я ляпнула какую-то глупость.

– Спасибо. Очень мило с твоей стороны.

– Ваш сад не похож на наш. У нас просто огород с грядками и деревьями. И фонтана нет.

– У нас тоже есть грядки, просто не в этой части сада.

Мне захотелось взглянуть на здешние грядки. Раз в «Кашине Маркезини» все такое непомерно огромное, то, наверное, и овощи у них в огороде преогромные.

– Ты ведь знакома с моим сыном Джанфранческо? – спросил синьор Маркезини.

Я вежливо ответила, что нет, не знакома.

– Он во фруктовом саду. Беги разыщи его. Он будет рад компании.

Синьор Маркезини потрепал меня по макушке и направился к дому, насвистывая и крутя в руке бедного кролика.

Фруктовый сад начинался за оградой и тянулся далеко-далеко. Среди деревьев стоял трактор с прицепом, заставленным ящиками, полными слив, но никакого Джанфранческо Маркезини я не увидела, только с полдюжины толстых красных цыплят копошились в траве.

Я решила посмотреть, растут ли в этом саду гигантские сливы, но они оказались самого обычного размера. Вот только они были не привычного пурпурного цвета, а чудного синеватого оттенка и будто припорошенные пылью. Сливы выглядели такими вкусными, что мне ужасно захотелось попробовать одну, но я понимала, что без разрешения рвать нельзя.

Внезапно с одного дерева спрыгнул мальчик, у него были худые и очень загорелые ноги.

– Привет! Ты заблудилась?

– Меня отправили найти Джанфранческо Маркезини.

– Что ж, ты его нашла. – Мальчик улыбнулся. – Чем могу помочь?

– Не знаю. – Я пожала плечами. – Может, я могу помочь тебе?

Я встала под деревом, а Джанфранческо снова забрался на него и начал бросать мне сливы. Я бы тоже вскарабкалась на дерево, но вовремя вспомнила, что, залезая на деревья в саду дзии Мины, мне постоянно приходилось одергивать платье. Нехорошо, если этот мальчик увидит мои трусы.

– Сколько тебе лет? – спросила я, ссыпая сливы в пустой ящик, который Джанфранческо велел взять с тракторного прицепа.

– Одиннадцать. Двенадцать исполнится пятого декабря. А тебе?

– Девять. Десять будет в марте следующего года.

Джанфранческо был лишь на два года старше меня, но казался очень взрослым.

– Ты в школу ходишь? – спросила я.

– Конечно. В Кремоне, – ответил Джанфранческо.

– Это далеко.

– На поезде ехать меньше часа, но я живу там в интернате.

– А почему ты не ходишь в нашу деревенскую школу? Она же близко.

– Родители хотят, чтобы я получил хорошее образование.

Я обдумала его слова, гадая, насколько лучше кремонская школа уроков маэстры Асинелли. Возможно, та школа специально для богачей. Возможно, богачам нужны какие-то особенные уроки. Мне хотелось задать Джанфранческо множество вопросов.

– У вас много коров? – спросила я для начала.

– Не знаю, сотни три, наверное. А у вас есть коровы?

– Нет, мы не богатые, – ответила я.

– Мы тоже не богатые! – засмеялся Джанфранческо. – У родителей вечно нет денег.

Я надеялась, что им хватит денег расплатиться с моей мамой, но подумала, что если не хватит, то синьора Маркезини может отдать маме свое платье.

– У вас есть своя церковь?

– Своя церковь? Ну да. Не церковь, конечно, а часовня, да мы ей и не пользуемся.

– Почему?

– Мой отец атеист. Службы в часовне не проводятся еще со времен моего деда. Если хочешь, могу показать тебе ее. Хочешь, устрою тебе экскурсию?

Я не представляла ни кто такой атеист, ни что такое экскурсия, но ответила, что очень хочу.

– Здорово! – Джанфранческо выглядел довольным. – Только я обещал отцу отвезти сливы на склад. Прокатишься со мной на тракторе?

Я едва не заскакала от радости, до того меня восхитила перспектива прокатиться на тракторе. Не зная, разрешит ли мне мама, я все же согласилась без колебаний.

– Ты умеешь ездить на тракторе?

– Умею, – кивнул Джанфранческо. – Но папа разрешает мне водить трактор только по ферме. На дорогу мне выезжать запрещено. И он обещал научить меня водить машину, как только я смогу дотягиваться до педалей.

Наверное, я так и лучилась восторгом, когда забралась на трактор к Джанфранческо. Стоя на маленькой платформе за водительским сиденьем, я чувствовала себя великаншей, глядя на все сверху вниз. Голова у меня была теперь на одном уровне с верхушками сливовых деревьев, за изгородью я увидела пастбище со стадом бурых коров.

– Держись покрепче, – велел Джанфранческо. – Может немного потрясти.

Когда трактор с пыхтением ожил, меня чуть не снесло с платформы. Джанфранческо оказался прав – еще как трясло. Подскакивая, мы покатили через сад и по гравиевой дорожке. За нами стояли клубы пыли, я глотала ее, не в силах сдержать широченную улыбку.

Хозяйственные постройки были почти такими же величественными, как дом, и такими же огромными. Прямоугольником они окружали белый песчаный двор, при каждой постройке имелся большой навес вроде крытой галереи. Когда трактор остановился, появились несколько работников и принялись выгружать ящики.

Хоть и старые, постройки были оснащены современным оборудованием. Мы прошли через огромное помещение, где коровы содержались в отдельных стойлах, к которым тянулись шланги от насосов.

– Столько молока! Куда вы его деваете?

– Часть продаем свежим, из остального варим сыр. Если хочешь, пойдем, посмотришь.

В дальнем конце прямоугольника стоял двухэтажный амбар, где на деревянных полках лежали головки золотистого сыра. Под балками висела обсыхающая ветчина.

Я обвела взглядом головки сыра. Они хранились на стеллажах по пять полок высотой. Я попробовала сосчитать головки, мысленно напевая таблицу умножения, но их оказалось слишком много. От пикантного аромата дерева, которое веками впитывало запахи вяленого мяса и созревающих сыров, у меня заурчало в животе. Я смутилась, а Джанфранческо засмеялся.