Кафе на острове Сен-Луи. Родственные души всегда находят друг друга - Сабрина Филипп Страница 21

Когда мы вышли на улицу, пошел такой сильный дождь, что пришлось укрыться в том же кафе, что и вчера. Там я поняла, что скоро придется расстаться.

За прошедшие двадцать четыре часа мы постоянно общались, но в кафе уже не разговаривали. Смотрели друг на друга молча и серьезно. Я взяла его за руку. Наконец-то у меня была возможность почувствовать его кожей и любоваться этой рукой, которую я искала всю жизнь, тщетно пожимая чужие руки. Я запомнила ее навсегда, и даже сейчас отчетливо помню силу ладони и нежность пальцев, переплетенных с моими.

Я нарушила молчание, задав лишь один вопрос:

– Почему ты не занимаешься со мной любовью?

В ответ он повернул голову в сторону Опера́, потом перевел взгляд обратно на меня, но не сказал ни слова.

Когда мы вышли из кафе, я уже знала, что ему пора. Мы договорились встретиться снова в следующую пятницу. Я решила, что сама заеду к нему после работы, обезопасив себя от необходимости ждать телефонных звонков. И от мучительного ожидания, которое больше никогда не хотела испытывать.

На остановке моего автобуса он обнял меня очень крепко. Сначала я почувствовала биение его сердца, которое было готово вырваться из груди, потом моего, затем наши сердца забились в унисон так громко, что ритм этой музыки застучал в висках. Это было так неожиданно, что оба вздрогнули и отступили на несколько шагов внутрь остановки. Когда он меня поцеловал, наши души, словно подхваченные вихрем, поднялись над телами. Я смотрела на нас с высоты статуй, которые мы разглядывали утром, увидела два тела, слившиеся воедино на мостовой, транспорт, снующий вокруг; он был рядом и тоже это видел. Мы парили в бесконечной нежности и абсолютном покое. А потом камнем рухнули обратно на землю.

Открыв глаза, я увидела его ошарашенный взгляд. Уверена, у меня был точно такой же. Подъехал автобус. Объятия ослабли. Не говоря ни слова и не отводя взгляда, я на дрожащих ногах поднялась внутрь. Автобус тронулся, а мы все еще не могли оторваться друг от друга, глядя сквозь оконное стекло.

Он снова задумчиво повернул голову в сторону Опера́. Я проследила за его взглядом и опять снова посмотрела на него.

Das Liebesverbot по-немецки значит “запретная любовь”».

13

В теле

Любовь без надежды – печаль бесконечная

«Всю следующую неделю я чувствовала себя спокойнее, хотя по-прежнему была взбудоражена. Просто ждала пятницы. Каждое утро повторяла кофейный ритуал в кафе на острове, хотя прекрасно знала: его там не встречу. После этого шла, высоко задрав голову, по улицам Парижа на работу. Если опаздывала, садилась на автобус возле Дворца правосудия. Он рассказывал, что часто заходит посмотреть на судебные процессы, потому что разыгрываемая там человеческая комедия “не имеет равных”.

Однажды вечером, проходя мимо кинотеатра, где показывали музыкальный фильм “Девушки из Рошфора”, я решила туда заглянуть. Все равно ни с кем не виделась и не общалась. Любая компания мне претила».

– Меня потрясла атмосфера этого фильма, особенно музыка. Больше всех песня Дельфи́н, главной героини. Вы ее знаете?

«Нет», – покачала я головой. Она продекламировала текст песни, который помнила наизусть:

Я не знаю его и все же ясно его вижу,

Его имя мне знакомо, я голос его слышу.

Как часто во сне вижу я его черты.

Его взгляд и любовь всего лишь мечты.

[…]

Хочешь, расскажу тебе все о глазах,

До утра буду петь о любимых руках.

Его любовь – моя жизнь, но как мечту спасти?

Иметь иллюзию любви – не значит ее найти.

«Эта песня со мной всю мою жизнь, как и музыка Мишеля Леграна. Я, которая слушала только классику, открыла для себя его мелодии, сокровище за сокровищем. Скупила все пластинки. Эта музыка так хорошо передавала все переполнявшие меня чувства. Даже сегодня, стоит ее услышать, как я снова начинаю переживать моменты и эмоции, которыми делилась с вами последние несколько часов.

Итак… В ту пятницу я твердо решила приехать к нему домой не с пустыми руками. Хотелось сделать ему приятное и порадовать. Я никак не могла выбрать, что было бы достойно этого уникального человека, и эти мысли занимали все свободное время. Выбор пал на серый свитер, однако были сомнения в размере. Когда продавщица попросила меня уточнить, я ответила: “Не знаю, когда он меня обнимает, я закрываю глаза”. Свитер уложили в красивую красную коробку. Я решила, что вся упаковка должна быть красной. Потом нашла довольно старое издание книги о театральном искусстве и аккуратно завернула ее в алую бумагу. А в пятницу утром даже заглянула в дорогущий продуктовый магазин, чтобы купить тот самый “дар богов”, который так ему нравился. Он был упакован в коробочку такого же цвета, что и ягоды в нем.

В пятницу вечером я уехала с работы на такси, чтобы быть у него дома точно в назначенное время вместе со всеми подарочными пакетами и, в этот раз, некоторыми личными вещами.

“Ты красивая” – это первое, что он сказал, открывая дверь. Красивая, ну конечно, красивая, ведь я излучала любовь. Он расчистил письменный стол и превратил его в обеденный, постелив сверху белую простыню вместо скатерти. В его большой гостиной был старый камин, я как-то обмолвилась, что люблю огонь, поэтому он за эту неделю отыскал немного дров и разжег его к моему приходу. Конец апреля выдался на удивление холодным. Еще бросился в глаза громадный отрез темно-синего бархата – он повесил его на стену, и ткань свисала до самого пола, придавая полупустой комнате некоторую театральность.

После бокала шампанского я радостно протянула ему подарки. Он удивленно принял их и сказал: “Одежда, знания и еда, все это – базовые потребности человека, правда?”

Как и всегда, мы говорили и говорили, не останавливаясь. Стоило оказаться рядом с ним, как во мне начинало раскрываться бесконечное число способностей. Мышление расширялось, чувственное восприятие тоже. Запахи, звуки, образы приобретали новые масштабы. Впервые в жизни я ощутила, что он моя вторая половина, хотя и не совсем понимала, что это.

В какой-то момент он пересказал разговор двух женщин, невольным свидетелем которого стал на террасе одного кафе. Они говорили о ком-то, кто вел маргинальный образ жизни, и пришли к заключению, что “у него очень странная жизнь”.

– Я не хочу, чтобы обо мне говорили, будто у меня “странная” жизнь. – Он имел в