Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн Страница 4

более, чем со скотиной. Я стараюсь не замечать этих гадостей, потому что мне бывает просто стыдно. Представь себе, что твоя Мари-Жанна, девушка милая, ласковая, скромная, служит в городе и что какой-нибудь вертопрах требует от нее постыдных услуг, обращается с нею грубо, говорит ей и позволяет себе на деле такие вещи, которые здесь каждый день терпит совсем молоденькая, хорошая девушка, служащая в доме!.. Ах, братец! Какая разница с тем, как живут у нас! Там все сидят за одним столом, батраки — рядом с нашими братьями, девушки-служанки или поденщицы вместе с нашими сестрами; все работают без разбора; все они — помощницы, а не служанки; наш достойный отец возглавляет стол; мудрый старец с удовольствием взирает на восемь своих дочек и пять сыновей (ибо я, увы, уже не в счет) — самых работящих и самых скромных из всех, сидящих за столом; он видит, что посторонние относятся к нему так же почтительно, как и родные дети, что все внимательно и благоговейно прислушиваются к его поучительным и вместе с тем увлекательным речам; а тем временем наша добрая матушка следит за тем, чтобы на столе всего было достаточно, чтобы все были довольны; она все проверит, все устроит и тоже принимается слушать отца и слушает даже внимательнее остальных.

А посмотрел бы ты, как тут встречают крестьян, которые каждую неделю доставляют в город продовольствие! С ними почему-то обращаются презрительно, и мне думается, тут сказывается не что иное, как глупость горожан; ибо несчастные крестьяне отвечают тем, что ненавидят их и мстят им за дурное обращение тем, что продают все втридорога и всячески обманывают тех, кто их презирает, и мне кажется, что очень хорошо, что они таким путем хоть чуточку возмещают постоянные обиды; не будь у них такой возможности, они, пожалуй, и вовсе перестали бы поставлять товар на рынок.

Поэтому я вовсе не собираюсь сближаться со здешними людьми, а, наоборот, хотел бы, чтобы они и впредь не допускали меня в свое опасное общество. Все мне здесь противно; я очень скучаю, любезный братец! Мне здесь не по себе, и я еще никогда не бывал в таком положении; не будь книг, я сбежал бы отсюда. Кланяйся от меня нашим любезным родителям и скажи, что я, чего доброго, захвораю... Нет, не говори им этого, а то они встревожатся и это будет на моей совести; к тому же я все же хочу постараться и приспособиться к здешней жизни. Поцелуй за меня братьев и сестер; особенно Юрсюли скажи, чтобы меня не забывала. Будь здоров и передай от меня поклон твоей любезной Мари-Жанне.

Твой брат и друг, и т. д.

Господин Парангон дал мне кое-какие указания, как надобно сочинять письма; сам видишь, я стараюсь следовать его советам; но как учитель он довольно крут — идет ли речь о рисунке или о том, что я сказал; а барышня, которая надо мной потешалась, все так и потешается[2].

ПИСЬМО III

ОТ ПЬЕРРО К ЭДМОНУ

Я подбадриваю брата

Любезный братец, пишу тебе эти строки, чтобы сообщить, что я твое письмо получил, от первого числа нынешнего месяца; кроме того, хочу сказать тебе, что мы были премного довольны, что получили от тебя весточку; скажу также, что с тех пор, как тебя нет в С***, никаких радостей у нас нету, а матушка целыми днями плачет, тоскуя по тебе, а братьям, сестрам и мне кажется, что мы тебя не видели уже добрых десять лет. Но тебе надобно набраться терпения, милый Эдмон; говорят, что только начало трудно; нам, разумеется, хотелось бы, чтобы ты был здесь, но батюшка говорит, что жизнь в городе тебе на пользу, и нас это малость утешает в том, что ты не с нами, а что до городских жителей, так ты не удивляйся и не огорчайся. Наберись терпения, а когда ты научишься живописному ремеслу, то ты уже ни от кого не будешь зависеть. Несмотря на поговорку, это славное и превосходное ремесло, когда есть к нему способности. Твой хозяин — богач и все господа из соседних замков хотят, чтобы он у них работал, а когда он разговаривал в В*** с нашим батюшкой, то он сказал, что один португальский живописец, по имени Авелар, скупил все дома на одной улице Лиссабона, а это как бы вроде Парижа, и что тогда эту поговорку переменили и стали говорить: «богат, как художник Авелар»; он сказал также, что только распутники бывают голодранцами и нищими, а ты, любезный Эдмон, слава богу, не такой и никогда таким не станешь. Будь молодцом и приезжай к нам на рождество. Юрсюль и все братья и сестры тебе кланяются, и Мари-Жанна тоже и она благодарит тебя, что ее не забываешь.

Добрая матушка наша тебя целует, сегодня утром она мне так сказала: «Напиши ему, чтобы он жил в страхе божьем, был умником и все у него пойдет хорошо». Не стесняйся, пиши мне все; ты ведь знаешь, что никто, кроме меня, не берет письма на почте, я заезжаю за ними по пути, когда еду в В*** на базар, и я покажу остальным только те, которые можно.

ПИСЬМО IV

ОТ ЭДМОНА К ПЬЕРРО

О том, как с ним дурно обращаются; он впервые упоминает о мадемуазель Тьенетте

Мое отвращение от города, любезный братец, еще усилилось после того, как я побывал дома и, чтобы окончательно не упасть духом, я вспоминаю, что говорил на рождестве наш добрый батюшка. Я изнываю от скуки, и, если бы не надежда вновь повидаться с вами на пасху, я, кажется, совсем захирел бы. Я недавно попросил позволения уехать в субботу на страстной в полдень и мне позволили, но если бы это зависело только от одной особы, живущей здесь, то ничего не вышло бы. Ты уже знаешь, братец, что в отсутствие госпожи Парангон, которая в Париже, ее заменяет и управляет всем домом ее родственница; это девушка высокого роста, стройная, красивая, но такая надменная, чванная, нахальная, самодовольная, что в каждом ее взгляде чувствуется, что она требует, чтобы все ее боготворили. Мадемуазель Манон Палестин (так ее зовут) с первых же дней начала давать мне всякие поручения, совершенно не относящиеся к моему ремеслу, — и все это, как я тебе уже писал и говорил при встрече, только потому, что вид у меня простодушный. Я все исполнял и готов