Москва-Париж - Александр Жарких Страница 47

заканчивались патроны, и «Зелёный», когда магазин его автомата был уже перезаряжен. Потом окажется, что раскалённым стволом автомата я прожёг край лямки его РПСки (ремённо-плечевой системы) и футболку. Её пришлось потом выбросить. На этот ожёг своего левого плеча он во время боя поначалу даже не обратил внимания, потому что адреналин прожигал изнутри всё его тело.

Мы рисковали, двигаясь по траншее прямо на недобитых укронацистов. Но выучка и реакция позволяла нам открывать огонь первыми. Украинцы не успевали выстрелить или бросить в нас гранату. Сейчас я думаю, что нам необыкновенно повезло. Спину прикрывали другие наши ребята, которые двинулись по траншее в противоположном направлении. И там тоже была слышна стрельба и крики.

Нам тогда не казалось, что мы делали что-то необычное. Люди на азарте или адреналине, случалось, делали что-то сверхъестественное. Может, такое и бывало. Но в целом ситуация на войне гнетущая и тяжелая. Артиллерия, дроны, жуткий быт – всё это особому азарту не способствует, здесь какими-то другими мощными ресурсами человек должен обладать… Ну и плюс к этому на войне всегда есть то, что стоит забыть навсегда. Прямо вот раз и навсегда! Человеческие тела снова и снова будут падать на землю, в последний момент понимая, что уже больше никогда не смогут подняться. И не нужно их за это ругать.

22. ИЗМОЖДЁННОСТЬ

Дождавшись Ручника и оценив наши потери, мы стали готовить очередные окопы к обороне. Было понятно, что противник на этом не успокоится и попытается отбить потерянные позиции. Доложив начальству о взятии укрепа, командир отделения приказал отнести украинские трупы в дальний конец траншеи и прикопать их там. Потом пацаны собрали и пересчитали трофейное оружие, БК и захваченную у хохлов провизию с медикаментами. Всего, как сказал бы противник, было «богато». Льву Абрамовичу достался ещё один пулемёт, а Тюльке большое количество БК к нему.

Когда всё закончилось, солнце уже поднялось высоко и снова принялось сушить всё, что ещё не было сухим. И мы все не стали исключением. Даже пришлось раздеться и одеть разгрузки прямо на голое тело. Нас с Борщём, как легко раненых, меня с контузией, а Борща с ожогом плеча, отправили помогать группам эвакуации вытаскивать с поля боя «двухсотых» и «трёхсотых». Заодно мы могли попросить нас самих подлечить немного. После этого мы должны были отправиться на ПВД, отдать для передачи в штаб собранные у убитых украинцев документы и шевроны, затем привести оттуда к нам на позицию пятерых новеньких, которых командование распределило в отделение к Ручнику на замену выбывших по ранению и смерти. А «двухсотых» у нас тогда случилось двое: Хлёба и Пазл. Про них говорили, что они когда-то попались на самоволке и пьянке в госпитале. Ничего не могу про них сказать. Вперёд в том накате они пошли так же, как и все…

Первый же попавшийся медик из группы эвакуации обколол меня от последствий контузии, а Борщу обработал место ожога. Медику пришлось замотать бинтами часть моей головы, потому что за правым ухом им был обнаружен небольшой алюминиевый осколок, который непонятно когда там появился. Вытащив осколок и обработав небольшую рану, медик отправил нас… нет, не на три буквы, хотя мог бы, потому что мы отказались вместе с другими ранеными идти на лечение в тыл. Медик отправил нас на ПВД, подсказав, как лучше туда пройти между остатков разбомбленных частных домов и приусадебных участков.

Но мы, наверное, немного заблудились. Потому что вышли на поляну посреди трёх разрушенных домов, от которых остались одни подвалы, окружённые зеленью кустов и не до конца погибших деревьев. На поляне стоял густой трупный запах, распространявшийся в тёплом воздухе, по всей видимости, из подвалов. И посреди этой поляны стоял странный человек. Он был по пояс голый и босой. Вокруг него лежало много коробок с патронами, автоматы, гранаты и подствольники, с которыми он возился примерно так, как маленький ребёнок может играть в манеже с игрушками. На нас он не обратил никакого внимания, и брал то одно, то другое, словно не мог определиться, чем именно ему заняться.

Мы сразу поняли, что этот человек облазил в поисках оружия все близлежащие подвалы, заполненные ещё не вывезенными и не захороненными трупами украинских вояк. Видимо, он собрал там всё оружие, какое только смог отнять у разлагавшихся трупов, и сбросил свою одежду, которая провоняла трупным запахом. Вот только было непонятно, от кого он собирался держать круговую оборону.

– Слушай, это же, наверное, тот самый боец с позывным «Гутер» из взвода соседей. Они его ищут, несколько раз по рации передавали. Вроде как он у них потерялся по дороге, его пустили самоходом в больничку, а он отстал где-то по пути на ПВД, – сказал мне Борщ, который прихватил с собой рацию, чтобы можно было связываться с командиром.

Поискав немного среди мусора, мы подошли поближе к странному человеку и показали ему пустую коробку из-под упаковки лекарств. Она была окрашена в очень яркие цвета. Его лицо тут же озарил детский восторг. Неожиданно он уткнулся мне в плечо и заплакал:

– Я к маме хочу…

Мы с Борщом понимающе переглянулись и сказали:

– Ну пойдём, мы отведём тебя к маме…

Сняв с трупов ботинки для нашего взрослого ребёнка и взяв его под руки, мы пошли. По дороге встретили худую женщину лет сорока, она была вся седая-седая с тёмными пронзительными глазами. Увидев незнакомых людей, она остановилась и стала внимательно всматриваться в каждого. Когда мы поравнялись с ней, она нас перекрестила и сказала:

– Ангелов вам, воины!

А наш «ребёнок», глядя на эту женщину, сказал:

– Это не мама…

И мы пошли дальше, немного попетляв прежде, чем вышли на наш ПВД. А там нас уже ждали и окружили удивлённые пацаны. Мы сказали им пароль, нам ответили отзывом. Они спросили: «Вы откуда?» Борщ ответил: «Мы с такого-то взвода, а это наш подарок другому взводу, наверное, их потеряшка. Обступившие нас пацаны продолжали недоверчиво смотреть в нашу сторону, а я про себя подумал: «Ну, да, картинка была ещё та: стояли трое парней, широко растопырив ноги. У двоих из них разгрузки были одеты прямо на голое тело, сами чумазые, на голове корки из грязи и крови, там чуть ли не мох уже собирался расти. Оба перемотаны бинтами с жёлтыми пятнами. На шеях болтались, словно вериги, калаши с ободранными прикладами, а из-под разгрузок виднелись то ли шрамы, то ли странные татухи. И в довершение портретного сходства с наёмниками из