Москва-Париж - Александр Жарких Страница 48

американских фильмов были тактические очки, одетые на бородатые морды. А у третьего, который буквально висел на плечах этих двоих, не было оружия и из одежды остались только штаны. Он глупо улыбался, крутя головой по сторонам, и наконец спросил, обращаясь непонятно к кому: «А где же мама? Я к маме хочу…»

Смотревшие на нас пацаны вдруг поняли что-то своё, ещё раз пристально посмотрели, словно запоминая эту картинку навсегда для будущих рассказов, и сняли, наконец, потеряшку с наших плеч, сказав ему: «Мама скоро приедет!» Они повели потерявшегося на войне ребёнка к медикам, а нас с Борщом в палатку, совмещённую с подвалом разрушенного дома. Тут же чайку согрели и мёда накидали из банки прямо в чайник. Мы, можно сказать, возрадовались, потому что, когда у тебя контузия или свежее ранение, горячий чай с мёдом – это лучшее средство для возвращения утраченных сил и убегающего сознания.

Мы сидели и пили вкусный чай, я радовался, что меня постепенно отпускает очередная контузия, картинка в глазах была уже довольно чёткая, громкость звуков восстанавливалась. Тут один из молодых местных пацанов сел рядом со мной, поёрзал немного, посмотрел на следы ранений и спросил: «Ты из какой ИК?» Я ответил. Тогда он ещё спросил: «А сам откуда?» Я снова ответил: «Из Москвы». Он удивился: «Из Москвы? Из Тулы или из Твери?» Я: «Из Москвы, район Хамовники». Он протянул мне руку и сказал: «Я в твоём лице Москву зауважал…»

А если бы он узнал тогда, что сам я уважаю теперь совсем другой город? Но позвонить я хотел всё-таки в Москву, где ждал меня мой ангел-спаситель.

Оказалось, что пятерых наших будущих новобранцев ещё не подвезли к тому моменту на ПВД. Капля с ними застряла где-то по дороге. Борщ по рации связался с Ручником, и тот сказал, чтобы мы всё равно дождались их приезда и привели потом новобранцев на нашу позицию, иначе нам трудно будет её удерживать. Мы остались на ПВД.

Воспользовавшись ситуацией, я выпросил у медиков телефон, догадываясь, что он у них всё-таки должен был быть, иначе что же это за медики на ПВД. Мне нужно было позвонить Вере, чтобы узнать, как проходит её беременность и хотя бы услышать её голос. Но зловредная телефонная сеть каждый раз после моих попыток дозвониться сообщала, что телефон Веры находится вне зоны доступа.

Это сильно озадачило меня и вселило смутную тревогу опасной неизвестности. Я не находил себе места и стал бесцельно слоняться по окрестностям ПВД. К тому же очень скоро окажется, что вроде бы здравое решение командира могло стать роковым для нас с Борщом, потому, что определённую возню на точке ноль видимо заметила вражеская «птичка», летавшая высоко в небе. С её подачи и начался обстрел ПВД реактивными снарядами из вражеской установки БМ-21 «Град». Борщ тогда оставался трындеть за кружкой чая с местными пацанами, а мне не сиделось на месте. Наконец, я снял автомат, оставив его под присмотром Борща, и пошёл осматривать руины близлежащих домов, а также другие местные «достопримечательности» с целью опорожнения кишечника.

Там около входа в подвал одного из домов я услышал характерный свист и едва успел влететь в этот подвал, сумев затем скатиться по лестничному спуску, как тут же прилетела ракета от «Града», передав мне очередной «привет» всё от той же нехорошей и неумолимой тётки с косой.

23. ЗЛОСТЬ

Когда я открыл глаза, то увидел то же самое, что и с закрытыми глазами. То есть ничего. Подумал, что ослеп и что это, наверное, давно ожидаемые последствия очередной контузии. Попробовал открыть и закрыть глаза несколько раз подряд – ничего не менялось. Темнота была абсолютная. Мой фонарик остался в подсумке, который крепился к РПСке, а её я тоже снял и оставил Борщу перед походом на «экскурсию» за ненадобностью такой амуниции в планировавшихся мною действиях.

После того как я кубарем скатился вниз по лестнице, болела спина, колени и уши, в которых по самолётному гудело. Полёт в подвал был неправдоподобно стремительным. Видимо, дополнительное ускорение мне придала взрывная волна, горячее дыхание которой я почувствовал ещё в полёте. И вот что удивительно: пострадало всё моё полуголое тело, не видели глаза, болели уши, а обоняние работало исправно. Гораздо лучше было бы наоборот. Тошнотворную вонь холодного подвала я отчётливо ощущал со всеми пятьюдесятью оттенками серного…

Ну что же, пора попробовать встать и распрямиться. У меня это получилось, но в кромешной тьме рука случайно ухватилась за кусок металлической трубы. Я встал, а этот кусок упал на каменный пол подвала и несказанно меня порадовал.

Буквально на мгновение я увидел искры, которые кусок трубы высек из каменного пола при падении. И это не были искры из глаз, это были искры, которые хоть на долю секунды, но осветили место падения и сам краешек обрезка трубы. Ура! Это означало, что я не ослеп! Это дало понимание, что не всё так плохо, а с остальным, надеюсь, разберемся.

Сообразив, что таким же образом получится осветить место пребывания ещё не один раз, я приступил к осмотру. Моя эйфория от обретения возможности хоть что-то видеть быстро прошла после того, что именно я увидел, буквально чиркая обрезком трубы по керамограниту пола....

По всей видимости, хозяин разрушенного дома решил сделать этот подвал капитальным и вбухал в его стены кучу арматуры и прочного бетона. Выход наверх по лестнице после почти точного попадания вражеского «Града» по тому месту, с которого я «катапультировался» в подвал, оказался полностью завален большими кусками бетона, повисшими на арматуре, а то и просто крупными камнями. Выбраться обратно наружу самостоятельно не представлялось возможным. Осознание этого стало обидным фактом. Подвал был большой и мог оказаться склепом для меня.

Наверное, стоило задаться вопросом, почему та самая вредная тётка с косой подготовила предполагаемую медленную казнь именно для меня? Интересно, на какое время мне может хватить кислорода без доступа свежего воздуха в замкнутое помещение, где от зловония я уже начал задыхаться, а глаза стали слезиться? И сколько я смогу протянуть без еды и воды в полной темноте и холоде? И тогда я заорал страшным от отчаяния голосом в надежде на то, что хоть кто-нибудь услышит. Но после нескольких неудачных попыток поймать свой «оперный» голос, перестал и попытался успокоиться.

Я ещё не знал, что мне придётся провести в этом подвале огромное количество времени, хотя наверху пройдёт всего каких-то полтора дня. Меня даже успеют занести в