Едгин, или По ту сторону гор - Сэмюэл Батлер Страница 47

не существовал бы, как младенцы, не увидевшие света. Там беззаконные перестают наводить страх, и там отдыхают истощившиеся в силах». Будьте уверены, вина, заключающаяся в собственном рождении, насылает по временам такую кару на всех людей; но как могут они просить о жалости или сетовать на любое бедствие, с ними случившееся, если они сами, с открытыми глазами, влезли в эту западню?

Если хоть одно слабое воспоминание, вроде сонного видения, промелькнет в минуту душевной смуты в вашем мозгу, и вы почувствуете, что забвенное питьё, которое надлежит вам вскоре испить, не до конца выполнило работу и память о существовании, которое вы ныне покидаете, тщится, хоть и понапрасну, к вам вернуться, — знайте, это мы обращаемся к вам, когда вы цепляетесь за сон, но он ускользает, и вы не можете его ухватить и все же мысленным взором пытаетесь удержать его, как Орфей пытался удержать Эвридику, ускользающую назад, в царство теней[22]: летите, летите — если только сможете вспомнить наш совет — на небо, куда зовет вас настоящий и прямой ваш долг и где найдете вы постоянное убежище в работе, которая и ныне у вас под рукой. Это самое большее, что вам, возможно, удастся вспомнить; и это, если будет глубоко запечатлено во всем существе вашем, вернее всего перенесет вас — и безопасно, и достойно — домой, сквозь череду испытаний, вам предстоящих.

Таким манером пытаются они разубедить тех, кто намерен их покинуть, но почти всегда без толку, ибо никто, кроме самых неугомонных и неразумных, и не думает о том, чтобы родиться, а те, что достаточно глупы, чтобы об этом подумать, как правило, достаточно глупы и для того, чтобы так поступить. Поняв, что больше сделать они ничего не в силах, мудрые друзья, оплакивая уходящего, идут за ним в здание суда, где заседает главный магистрат, и там тот, кто желает родиться, торжественно и во всеуслышание заявляет, что принимает условия, сопутствующие его решению. Ему дают испить забвенного снадобья, которое мгновенно истребляет его память и сознание личности и рассеивает разреженную газообразную субстанцию, из которой состояла форма, служившая ему обиталищем; он становится голым жизненным принципом, не воспринимаемым человеческими чувствами и не вступающим ни в какие химические реакции. Отныне он лишь инстинкт, который в таковом качестве должен следовать в место, где отыщет двоих, коим будет докучать, пока те не согласятся взять его к себе; но должен ли он найти этих двоих среди соплеменников Чаубока или среди едгинцев — выбирать не ему.

XX. Ради чего всё это придумано

Вышеописанные мифы изложены мною довольно пространно, но это лишь малая часть того, что содержит их мифология об этом предмете. По прочтении всего мною процитированного я подумал, что такое нагромождение прихотливых вымыслов по поводу прихода нерожденного в наш мир оправдывается желанием уйти от несносной жизненной прозы. Мифология представляет жизнь и ее явления в искаженном и преувеличенном виде, и создатели ее, в зависимости от того, что взбредет им в голову, могут легко намалевать картину, столь же ложную в светлой ее части, какова она в темной. Ни один из едгинцев не верит, что мир настолько мрачен, как он здесь изображен, но одна из их странных особенностей в том и состоит, что есть много такого, что у них принято считать бесспорным, но во что они на самом деле не верят и чего не берут в расчет.

В данном случае их официальные взгляды на нерожденных проистекают из желания доказать, что людям, перед тем как они сюда приходят, бывает представлена самая мрачная из возможных картина их перспектив; иначе как бы они могли говорить тому, кого собираются наказать за порок сердца или болезнь мозга, что всё это его рук дело. На практике теория эта используется в смягченном виде, и они если и ссылаются на «формулу рождения», то лишь в крайних случаях; ибо сила привычки и т. п. внушает многим доброжелательный интерес даже к тем созданиям, которые им навредили как нерожденные; и хотя мужчины, как правило, питают отвращение к незваным маленьким пришельцам в течение первого года, они с течением времени склонны смягчаться (в зависимости от душевного настроя) и иногда испытывают даже чрезмерную привязанность к существам, которых с удовольствием называют детьми.

Разумеется, исходя из традиционных едгинских предпосылок, было бы логично, если б людей преследовали и наказывали за нравственные и умственные извращения так же, как за телесные болезни, и я по сей день не могу понять, что заставило их остановиться на пол пути. И ровно так же не могу я понять, почему при таком подходе имел место — а в том нет никакого сомнения — столь большой интерес к моей персоне. Какое мне, в сущности, было дело до того, сколькими и какими нелепостями изобилуют едгинские воззрения? Тем не менее мне страстно хотелось склонить их к моему образу мыслей, ибо стремление как можно шире распространить мнения, какие мы считаем способствующими благополучию, так глубоко укоренено в английском характере, что лишь немногие из нас могут не поддаться его влиянию.

Несмотря на то, что теория столь отвратительная на практике применяется в сильно смягченном виде, отношения между детьми и родителями складываются не так счастливо, как в Европе. Изредка мне встречались примеры искренней и сильной привязанности между стариками и молодежью. Видя это в некоторых семьях, я убеждался, что дети там даже в возрасте 20 лет любят родителей сильнее, чем кого-либо, и что по склонности, будучи свободны в выборе, с кем водить компанию, часто выбирают общество отца и матери. У входа в такие дома экипаж распрямителя показывается редко. За всё время я видел два или три таких случая и не могу выразить, какое удовольствие доставляло мне это зрелище, свидетельствующее о том, как щедро вознаграждаются проявленные к детям доброта, мудрость и снисходительность. Впрочем, я уверен, что то же было бы в 9 семьях из 10, если бы родители помнили, что они чувствовали, когда были юными, и вели себя с детьми так, как хотели когда-то, чтоб их родители вели себя с ними. Но пусть это и выглядит столь простым и очевидным, однако вряд ли хоть один человек из ста тысяч на практике следует такому подходу. Лишь самые великие духом и добродетелью питают истинно живую веру в простейшие аксиомы; и лишь считаные праведники поднимаются до такой святости, чтобы сознавать, что воистину 2 и 2 в сумме дают 4.

Доведись этому повествованию