Арабская романтическая проза XIX—XX веков - Адиб Исхак Страница 22

У него были противники, обвинявшие его в легкомыслии и безрассудстве, говорившие ему, что он заблуждается и даже приносит вред; они отнюдь не считали его великим. А он не слушал их, словно предвидя, что будущее подтвердит его правоту, и тогда все они — его друзья и недруги, сторонники и противники — будут вынуждены признать его величие и согласиться с ним.

Мустафа Камиль не обладал ни богатством, ни знатным происхождением; он никогда не приказывал, не повелевал, однако люди, пришедшие проститься с ним, выразили такое благоговение к его памяти и воздали ему такие почести, которые едва ли воздавали кому-либо из сильных мира сего. И это не было их заслугой: он научил их уважать в человеке ум и ценить доброту.

Дорогой читатель! Если у тебя есть сын, которого ты хочешь воспитать настоящим человеком, дай ему в руки биографию Мустафы Камиля, пусть она научит его отваге и мужеству.

О египтянин! Свято храни свою любовь к отчизне! Не разменивай ее ни на что суетное! Если поступишь так — станешь Мустафой Камилем.

О человек! Смело иди вперед, борясь за правое дело, не отступай ни на шаг, не сворачивай со своего пути, мечом своей смелости прокладывай себе дорогу среди недовольных и противодействующих, среди издевающихся и глумящихся; тогда они признают твои заслуги и назовут тебя великим, как назвали Мустафу Камиля.

О тот, кого мы провожаем в последний путь! Сердце никак не может смириться с твоим уходом, и, чтобы выразить душевную боль, у меня нет иного средства, кроме моего пера.

Я взялся за перо, сжал его изо всех сил, обмакнул в чернила; я, кажется, готов был вывернуть его наизнанку, но оно было бессильно мне помочь.

Я подумал, что, видно, скорбь спряталась в таких глубоких тайниках сердца, что любое, даже самое совершенное, перо не сможет туда проникнуть.

Но как же все-таки выразить свою тоску, о незабвенный, если бессильно перо и онемел язык?..

Но вот я, кажется, понял.

Ты сейчас пребываешь в мире душ, где перед тобой раскрылись все сердца с их тайнами и, без сомнения, тебе самому лучше меня известно, какая любовь к тебе переполняет мое сердце и как я скорблю о твоем уходе… Стоит ли после этого насиловать свое перо или истязать свой язык?

О Мустафа Камиль! Ты был прекрасен как в своей жизни, так и в своей смерти, ты служил своей нации, пока билось твое сердце, и будешь еще долго служить ей. Если б не было тебя, в сердцах египтян не разгоралась бы столь ярко любовь к отчизне, и, если б не твоя кончина, мир не узнал бы, что народ Египта, несмотря на все различия его вероучений и политических убеждений, объединяет любовь к родине и к ее лучшим сынам.

Перевод Л. Петровой.

ВЕЛИЧИЕ

Когда я вижу, что мнения людей при оценке какого-либо литератора или ученого, именитого сановника или народного трибуна расходятся и расхождение столь значительно, что одни в своем обожании возводят этого кумира до ранга властелина, а другие ту же личность считают сатаной, то мне ясно, что передо мною великий человек.

Величие стоит выше искусства и знания, выше закона и власти, выше сана и богатства, ибо есть множество ученых, художников и знатных людей, а великие личности встречаются редко. Величие — это врожденная сила духа, которую не приобрести ни за какие сокровища. Она наполняет душу ее владельца уверенностью, что он отличается от прочих смертных и сердцем, и складом ума, и направленностью мыслей, и способом мышления, и что скроен он по иной мерке, нежели другие люди, и не вмещается в рамки никаких классов и групп. Если душа обладает таким свойством, то человек смотрит на вещи собственными глазами, слышит собственными ушами и идет по ему одному ведомому пути, и ни один ум, сколь бы велик он ни был, не может навязать такому человеку свое мнение или волю, свое пристрастие к некой религиозной доктрине или свою неприязнь к какой-либо секте. Будучи уверенным в самом себе или наблюдая неуверенность иных людей в собственных силах, такой человек убежден, что всем надлежит подчиняться ему и они соглашаются на это господство и сопутствуют ему в продвижении к его идеалам и целям. Люди видят, как редкостно дивны труды этого человека, как поражают они взор и наполняют сердца трепетным благоговением. Если это художник, он творит новые образы и формы, если литератор, то управляет страстями и чувствами людей, если законодатель, то рушит каноны старых догм и создает новые, если монарх, то вписывает в историю славные страницы, коих она не знала ранее, если визирь, то вводит новые формы правления, о коих не слышали прежде, если военачальник, то наносит по врагам мощные удары, эхо которых достигает звезд.

Таково величие, таков человек, и кто способен на такие деяния, тот смущает умы людей вкупе и порознь, сталкивает взгляды и понятия, сеет раздоры и разногласия при оценке его трудов и их значимости. Восторгаются им те, в ком природой заложено восторгаться новым и соблазняться чужим, и этот восторг приводит их в восхищение его словами и поступками, его праздностью и деяниями, к чрезмерной любви, повсеместному преклонению и безграничному обожанию. А это омрачает души соперников, завистников и гонителей его таланта. В упорных стычках неизбежно сталкиваются безудержная любовь и ненависть. Вспыхивает отчаянный бой между его недругами и друзьями. На него нападают алчущие пошатнуть власть величия, его обороняют жаждущие ее незыблемости, а он стоит между ними, озирая все взглядом удовлетворенным и радостным, без тени печали и скорби, ибо знает, что ревущие вокруг него голоса — это трубы величия и славы.

Не хочу сказать, что взгляды, поступки и устремления такого человека всегда безошибочно верны. Возможно, есть иные, более слабые духом и бедные мыслью, зато более здравомыслящие и правдивые. Но хочу заметить, что лишь великая личность побуждает литераторов писать, философов мыслить, ораторов выступать, сердца простых людей — любить и ненавидеть.

Одни любят Али{36} до самозабвения, другие ненавидят до исступления. Одни называют Абу Бекра{37} и Омара{38} праведными шейхами, другие же не верят в их чистосердечие и искренность. Жил Мухьи ад-Дин Ибн аль-Араби{39} среди тех, кто почитал его полюсом мира, а другие считали шейхом еретиков.