100 великих приключений на море и на суше - Валерий Борисович Гусев Страница 36

должен был участвовать самолет, но, как говорится ныне, не срослось. Самолет вылетел в Архангельск, однако на р. Онеге сделал вынужденную посадку из-за неисправности в моторе. Мотор заменили, самолет пошел догонять уже вышедшего в море «Сибирякова», но опять не срослось, авария на Белом море. Экспедиция оказалась без воздушной ледовой разведки, что впоследствии нехорошо сказалось на ее ходе, на судьбе ледокола.

«Сибиряков» вышел из Архангельска в конце июля 1932 года и до Северной Земли шел практически все время чистой водой, делая только время от времени запланированные научные станции. Но здесь, на достигнутой «Сибиряковым» крайней северной точке, начались тяжелые торосистые льды; сделали очередную океанографическую станцию, и капитан Воронин взял курс на юго-юго-восток, предполагая выйти в полосу чистой воды. Не раз он огорченно вздыхал, сокрушаясь отсутствием ледовой разведки – уж так бы она была кстати, так бы облегчила поиски свободного прохода к конечной цели экспедиции.

В полосу чистой воды вошли, но с каждой милей она становилась все уже, и вскоре «Сибирякову» пришлось форсировать ударами ледяное поле. Толщина льда здесь достигала полутора метров, но ледокол пока с ним справлялся. С огромным трудом. Временами Воронин был вынужден прибегать к помощи аммонала. Впрочем, взрывы в сплошном льду помогали мало – они делали лишь круглое отверстие в ледяном покрове, но не давали трещин. Тем не менее шли. И дошли до Чукотского побережья. Здесь их встретили мощные торосистые льды, сидевшие в воде на 4–5 метров. Но «Сибиряков» шел. Прокладывая себе путь аммоналом и ударами корпуса.

И вдруг – стоп, машина!

– Владимир Иванович, – доложил вахтенный, – лопасти винта полетели. Все четыре!

Воронин знал, что на чистой воде «Сибиряков» имел бы ход и на обломках лопастей, но в сплоченном льду…

Выход был один – снять разрушенные лопасти и поставить новые, запасные. А как? Под водой ведь работать немыслимо. Воронин принимает решение: поднять корму ледокола над водой. Метра на три-четыре.

Аврал! Весь экипаж, все научные работники разгружают корму судна, перетаскивая запасы угля (400 тонн) и продовольствия в носовую часть. Сделали, корма ледокола поднялась над водой. Заменили многотонные лопасти. Судно снова получило ход.

Большой удачей была маловетреная погода. Сильное волнение оказалось бы губительным – ведь носовая часть ледокола находилась практически вровень с поверхностью моря.

Измученные люди вновь занялись углем и продовольствием. Судно стало на ровный киль. Воронин объявил всем участникам экспедиции благодарность…

Какое-то время «Сибиряков» шел легко и уверенно. Но опять – сплоченный и тяжелый лед, опять обломалась одна из лопастей, в носовой части образовалась течь (таранить многолетний лед даже ледокол не может безнаказанно); самое ужасное – обломился гребной вал. Судно осталось вообще без винта. Потеряло возможность самостоятельного движения, отдано во власть ветров и течений.

И что интересно – люди того времени не испугались за свою судьбу, за свои жизни. Больше всего их встревожил реально возможный срыв задания экспедиции. И капитан Воронин был уверен в своих людях.

Начался тягостный и непредсказуемый дрейф. Когда направление его становилось нежелательным, отдавали якорь. Правда, под напором льда он держал плохо, льдины наваливались на якорную цепь – их приходилось взрывать.

Наконец, в один прекрасный день льды вокруг «Сибирякова» разредились, и Воронин приказал… поставить паруса. Их спешно сшили из брезентовых чехлов и шлюпочных парусов. Дополнительно раскрепили мачты, которые для этих целей на ледоколе вовсе не предназначались.

Ледокол под парусами. Удивительно и странно. Впрочем, на море в критических обстоятельствах и не такое случается.

«Сибиряков» получил ход – со скоростью в пол-узла. Это меньше, чем километр в час. При таком малом ходе судно совершенно не слушалось руля, следовательно, лавировать меж льдин было невозможно. Льдины в таких случаях оттаскивали паровой лебедкой, заводя на них тросы, или взрывали.

Упорно и настойчиво шел «Сибиряков» к своей главной цели. Тяжело и трудно шел. И вышел победителем на чистую воду к северу от Берингова пролива.

Впервые в истории Северо-Восточный проход был пройден в одну навигацию. В два месяца и пять дней. Четыре столетия северные мореплаватели мечтали об этом.

У кромки льда «Сибирякова» взял на буксир вызванный по радио траулер «Уссуриец». Доставил в Петропавловск-на-Камчатке. Здесь – теплая и торжественная встреча, радиограмма из Москвы. Сталин, Молотов и Ворошилов горячо поздравили «участников экспедиции, успешно разрешивших историческую задачу сквозного плавания по Ледовитому океану в одну навигацию. Успехи вашей экспедиции, преодолевшей неимоверные трудности, еще раз доказывают, что нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевистская смелость и организованность…»

Все участники экспедиции «Сибирякова» были награждены.

После ремонта ледокол южным путем вернулся в Мурманск. Капитан Воронин простился с ним. Но не с морем…

Неледокольный пароход «Челюскин»

Поход «Сибирякова» имел исключительное значение в деле освоения Северного морского пути. Задача государственной важности – научная, экономическая, перспективная. А как показали события Великой Отечественной войны – и стратегическая: в скором времени Северным путем пойдут конвои из Америки с грузами танков, автомашин, истребителей, стратегических материалов и продовольствия.

В правительстве прекрасно это значение понимали. После похода «Сибирякова» по указанию Сталина было создано Главное управление Северного морского пути. Основная задача – «проложить окончательно морской путь от Белого моря до Берингова пролива, оборудовать этот путь, держать его в исправном состоянии и обеспечить безопасность плавания по этому пути».

И было совершенно ясно, что осваивать его должны не тяжелые ледокольные суда (их роль вспомогательная), а самые обычные – только тогда можно будет считать Северный морской путь приемлемым и надежным. И освоенным.

Капитан Воронин в Дневнике: «Я знаю, как мне будет трудно вести это суденышко через арктические льды».

Да, «Челюскин» был далеко не ледокол. Конечно, не развалюха, как сейчас кое-кто утверждает, но корпус, хоть и усиленный дополнительными креплениями, слабоват; широкоскулый, из-за чего носовая часть подвергалась сильным ударам льда и, как выяснилось в пути – пароход плохо слушался руля, что осложняло управление им во льдах, где хорошая маневренность судна – главное условие для его продвижения и безопасности среди плавающих льдин. Что ж, Северный морской путь должен служить не только и не столько ледоколам.

В июле 1933 года «Челюскин» вышел из Ленинграда и прибыл в Мурманск, где добавочно загрузился углем и экспедиционным грузом. Из Мурманска – во Владивосток.

Несколько дней «Челюскин» шел так называемым изъеденным льдом. Получил вмятины корпуса, повреждения нескольких шпангоутов, с обшивки были срезаны тридцать заклепок, открылась течь в носовой части. Чтобы исправить эти повреждения, судно нужно было разгрузить. Воронин вызвал на помощь ледокол «Красин», который был назначен обслуживать экспедицию. На него перегрузили уголь, корпус «Челюскина»