История улиц Москвы. От Неглинной до Басманной - Никита Денисович Здоровенин Страница 26

экспедиции на Алтай и в Тянь-Шаньские горы, катали шары в бильярде, пели в хоре, слушали известных музыкантов и поэтов в концертном зале: Маяковского, Илью Эренбурга, пианиста Гольденвейзера, даже Сережу Есенина. В одном этом здании было 26 секций! Тематика любая: от медицины и биологии до краеведения. Секции здесь существуют до сих пор. Ученые могут приходить сюда поиграть на музыкальных инструментах, поупражняться в пении, почитать стихи или потанцевать. А в бывшем зимнем саду – легендарная столовая. Чтобы в нее попасть, к слову, ученым быть необязательно.

Поварская улица

В ЭТОЙ ГЛАВЕ:

• Святополк-Четвертинские убеждают императора, что они князья, и он им верит. Хотя они – не князья.

• Арапы зарабатывают больше денег, чем другие слуги.

• Парикмахер Моргулис стрижет великих писателей и приговаривает: «Я вас не стригу, я вас рисую».

Поварская – для многих одна из любимых улиц Москвы. Тихая, красивая, зеленая, усеянная, как куст ягодками смородины, красивыми особняками по проектам лучших архитекторов своей эпохи, а может, и всех времен.

«Нет улицы, которая была бы так пряма и ровна, как сия. На ней нет величественных зданий, но она очень красива».

Из путеводителя по Москве (1831 год)

А ведь это еще до постройки уникальных образчиков московского модерна, особняков, одного из которых было бы достаточно, чтобы сделать любой район достопримечательностью. Тогда, к концу XIX века, когда Поварская становилась такой, какой мы любим ее сегодня, на ней высадили липы. Она стала одной из первых сознательно озелененных улиц Москвы.

На самом деле зелень всегда была важной частью Москвы. Но росла она хаотично: на пустырях, вокруг доходных домов, на любом свободном месте. Не потому, что так запланировали «урбанисты», а просто потому, что никто за этой территорией не ухаживал. Здесь же сознательно высадили липы, чтобы стало красиво. Улица или дом без деревьев считались чем-то «холодным», непривычным, чуждым, недомашним, в конце концов. Своими корнями эти липы уходили в глубь культурных слоев Москвы. Где-то в самой глубине они бы наткнулись на какую-нибудь копеечку, оброненную слугой царя Ивана III. Тогда улицы здесь никакой не было, а была дорога на Великий Новгород, по которой ездили цари и вельможи. Даже когда проложили новую дорогу в районе Большой Никитской или, еще позже, по Тверской, почему-то все равно продолжали ездить здесь – видимо, так нравилось больше. Вокруг никто не жил, тихо, спокойно.

При Иване Грозном сия территория попала в опричнину. Появились первые слободы: Трубничья, Псаренная и Кречетная (!). Ах да, и конечно, Поварская слобода. 477 человек (по данным 1573 года) обслуживали тогда царский стол. Они жили, конечно, все не по линеечке – не только вдоль Поварской улицы, а всюду вокруг. Присмотритесь к карте! Здесь чуть ли не каждый переулок носит отпечаток той эпохи: Хлебный, Столовый, Скатерный, Ножовый. Когда-то еще был Чашников, но он больше не с нами.

При Петре все привычно поменялось. Двор переехал в Петербург, а Поварскую слободу упразднили. Остались лишь рожки да ножки да название улицы. Обитать тут потихоньку становилось все престижнее. К первой половине XIX века здесь успели пожить Лермонтов и гусарский поэт Давыдов. Уверен, вы ждали этого: Пушкин тут тоже бывал – у своих родителей. Здесь же он читал свою «Полтаву». Вскоре улица еще выросла в статусе. К концу XIX века она сильно поменялась, но из радикальных нововведений здесь появились, пожалуй, только липы. Конка, трамвай – этого всего здесь не было. Жителям Поварской это было не нужно, у них были собственные экипажи, лишний шум им был не нужен. Контингент тут был уникально высокостатусный. 16 домов принадлежали графам, князьям и прочим дворянам. 28 – состоятельным купцам. Остальные 10 – церквям и всяческим учреждениям. Прогуливаясь по Поварской, вы могли бы встретить Миндовского, Саарбекова и князя Святополк-Четвертинского. Правда, только не летом. Спасаясь от невыносимой летней московской жары, жители Поварской сбегали в свои загородные имения. Улица становилась еще тише. Пустота. Тем ярче, наверное, было впечатление от, казалось, заброшенных особняков по проектам величайших архитекторов: Кекушева, Клейна, Эриксона, Бойцова и Каминского. А давайте представим, что нас позвали в гости в один из них. Ну, например, в особняк Миндовского – сладкую изюминку по проекту Льва Кекушева.

Лев Кекушев, конечно, как обычно, подписал свое архитектурное произведение искусства львом. Ищете на фасаде? Только вот тут его не найти, лев спрятался внутри – на перилах парадной лестницы. По ней сейчас ходят послы Новой Зеландии и их гости. А когда-то ходил Миндовский. Интересно, что особняк строили не для него – он купил его уже готовым. Это была бизнес-модель известного предпринимателя своих времен Якова Рекка. Мы уже слышали про него в этой книге. Вот и здесь он сработал по своей привычной (но новой для москвича) схеме. Он заказал постройку особняка у одного из лучших архитекторов всей Москвы – Льва Кекушева. А потом готовый проект продавал. Клиента на этот шедевр искали долго. Наконец-то особняк купил купец-старообрядец Иван Миндовский. Денег у него было куры не клюют. Он владел внушительной частью Товарищества на паях Волжской мануфактуры бумажных и льняных изделий. Предприятие его процветало в городке Вичуга Костромской губернии. Как он раскошелился на такой особняк – загадка, так это было не похоже на состоятельного купца. Про него рассказывали такой анекдот. Говорили, он все свои грузы отправлял пароходами общества «Самолет», а взамен выпросил себе бесплатный проезд на их пароходах. При этом, находясь на пароходе, никогда ничего в буфете не покупал, брал только бесплатный кипяток, а всю еду приносил с собой в узелке. Остается только надеяться, что приобретение Миндовского на Поварского радовало купца и он смог оценить старания архитектора Кекушева. А радоваться здесь было чему. За особняком – конюшня со скульптурной головой коня. В самом особняке – овальные эркеры, коробочки мака в чепчике декора, им вторят лорелеи и листочки. Ворота повторяют форму крыльев бабочки, решетка заборчика причудливо выкована. И в интерьерах – оникс, радиаторное отопление, карельская береза, керамическая облицовка и трехметровый витраж с жар-птицей. Комнаты все были устроены в разных стилях. Одна из них – зимний сад, с окнами, украшенными орнаментами в технике кислотного травления. Считается, Кекушев был единственным, кто применил эту технику в Москве на тот момент. И сейчас четыре сохранившихся оригинальных стекла – единственные в городе, сделанные тогда в такой технике. Это было роскошно даже по меркам времени и по меркам Поварской. Экономный купец со склонностью к роскоши прожил в особняке всего несколько лет. Он умер в 1912 году, оставив здание своим