Личная война Патрика Финнегана - Крис Райт Страница 18

Гостем оказался малыш Томми, приехавший верхом на своем пегом пони. Он беспрерывно шмыгал распухшим носом, под которым запеклась бурая дорожка крови, а на его левой скуле расплывался лиловый синяк. Я принес ковшик с холодной водой и помог ему умыться.

— Ему тоже досталось, — ревниво сообщил Томми, осторожно промокая лицо полотенцем. — Это Бобби Тернпайк. Он на два года старше, почти. Но я ему показал!

— Молодчина, Томми. А этот Бобби Тернпайк, выходит, просто трус, раз полез драться с тем, кто младше. Трус и слабак.

Томми засопел расквашенным носом.

— Это не он полез, — неохотно признался он наконец. — Это я его стукнул первым. Он сказал, что это ты стрелял в шерифа Брауна, а я сказал, что это не ты и он все врет. И мы подрались. Пат, уж я-то знаю, что это был не ты! А Бобби Тернпайк просто здоровенный дурак, который ничего не понимает!

Я нахмурился.

— Погоди-ка, Томми. В шерифа стреляли? Когда? Где?

Томми снова шмыгнул носом и вытер его рукавом.

— Я не знаю, Пат. Бобби сказал, что мистера Брауна утром нашли на дороге, раненого, и привезли в город на телеге. И что его там кто-то подстерегал, и что это наверняка был ты, потому что больше некому, и все знают, что он твой злейший враг, — как будто бы ты стал стрелять в спину, Пат! Я ему сказал, что он дурак и что Финнеган не такой трус, чтобы стрелять из засады, а он сказал, что я сам дурак, и тогда я его ударил. Вот так все и было, честное слово. Пат, поедем в город, а? Скажи им всем, что это был не ты!

— Постой, Томми. Подожди. Что с шерифом? Он жив?

— Он был живой, когда его привезли. Но ребята сказали, что, наверное, он помрет, потому что его везли на телеге, а значит, он был очень сильно ранен. Если бы он был ранен чуть-чуть, то он бы приехал верхом сам, верно? А доктор Коллинс услышал это и накричал на нас, и сказал, что мистер Браун будет в полном порядке, но ему нужен аб-со-лютный покой, и прогнал нас, и тогда все решили, что шерифу точно крышка, а Бобби сказал, что тебя непременно вздернут, а я ему сказал, что посмотрю, как они попробуют это сделать, а он…

Я уже не слушал его. Несмотря на полуденную жару, по спине у меня пробежал противный холодок. Я прекрасно знал, как именно они это попробуют. И не только как, но и когда.

Я бросил взгляд на солнце. Оно еще стояло высоко, но уже перевалило зенит. Следовало поторапливаться. Не тратя времени на то, чтобы убрать инструменты в сарай, я принялся седлать чубарого. Томми следил за мной исподлобья, удовлетворенно шмыгая носом, но когда увидел, как я приторачиваю за седлом свернутое одеяло и рассовываю по карманам коробки с патронами, обеспокоенно воскликнул:

— Пат, ты что, хочешь уехать? Тогда все решат, что ты удрал, потому что испугался! Пат, поедем со мной в город! Ты же должен им объяснить!

— Нет. — Я в последний раз проверил сумки, покрепче завинтил крышку на фляге с водой и повернулся к нему. — Ты ведь уже большой парень, Томми. Ты не можешь не понимать. Скажи, тебя кто-нибудь видел по дороге сюда?

Томми озадаченно хлопнул глазами.

— Я… я не знаю, Пат…

— Ладно, неважно. Пойдем отсюда. Нет, в седло не садись, веди своего Пинто в поводу. Здесь крутой подъем и камни.

Подниматься по заросшему склону было неудобно, и чубарый постоянно спотыкался, но я не мог рисковать — тропинка, ведущая с холма вниз, хорошо просматривалась из города. Томми со своим маленьким пегим пони старался не отставать и только сердито сопел, когда камушки, катящиеся вниз из-под копыт чубарого, ударяли его по голым ногам. Наконец мы перевалили через седловину холма, и стало легче: с этой стороны спуск был пологий. Около часа мы шли по лесистому косогору, потом, уже верхом, пересекли небольшую лощину и выбрались на ту самую дорогу, где когда-то я впервые повстречал Томми.

— Отсюда доберешься домой сам?

Он насупился и кивнул.

— Угу. А ты? Пат, поехали к нам, а? Или — или давай я поеду с тобой? Ну пожалуйста, Пат!

— Нет. Нельзя. Томми, ты можешь мне кое-что пообещать?

— Спрашиваешь!

— Не говори никому, что ты сегодня был у меня. Ладно?

— Совсем-совсем никому? Даже папе с мамой нельзя?

Я задумался. Майк и Энни, конечно, лопнут от злости, узнав, чьими стараниями я сумел удрать от линчевателей. Но наказывать его за это вряд ли будут, потому что тогда придется очень много всего объяснять, а Майк слишком дорожит мнением сына, чтобы раскрывать перед ним свои неприглядные делишки. Может, так даже лучше — по крайней мере, старшие Брэди будут заинтересованы в том, чтобы скрыть роль Томми в этом деле от всех остальных. Маленькие городки не делают скидки на возраст тем, кто решил встать на пути у их «правосудия».

— Им можно. Но больше никому. Ни взрослым, ни ребятам, ни шерифу. Обещаешь?

— Обещаю. Пат, а ты… Куда ты уезжаешь?

— Не могу тебе этого сказать, Томми. Прости.

У него задрожали губы, но он упрямо сдвинул брови, загоняя слезы внутрь.

— Но ты вернешься? Правда? Пат, ты же обещал, что мы будем вместе стрелять по банкам! Помнишь? Ты обещал!

— Обязательно постреляем, Томми. Не сомневайся. Но тебе придется немного подождать. А теперь давай прощаться.

Он особенно громко шмыгнул носом и протянул мне руку. Я пожал ее и, улыбнувшись, подмигнул, хотя у меня тоже в горле стоял ком. Захотелось подарить ему что-нибудь на память, какую-нибудь мелочь, пустяковую безделушку из тех, которые мальчишки бережно хранят в жестяной коробке из-под леденцов. Но у меня ничего не было — жизнь приучила всегда иметь при себе только то, без чего я не могу обойтись. Потом я вспомнил.

— Держи, Томми. Это тебе. — Я отстегнул от левого кармана никелированную звезду — маршальский значок — и протянул ее мальчику.

Он благоговейно взял ee и поднял на меня неуверенный взгляд.

— На поносить? Пока не вернешься?

— Навсегда. На память.

— А ты?

— Мне он больше не нужен. Лучше спрячь, а то отберут. Ну все, Томми, пока. До встречи. И не вешай нос — мы еще