Эмиль Верхарн: Стихотворения, Зори. Морис Метерлинк: Пьесы - Морис Метерлинк Страница 29

И молот, с высоты обрушившись, в листы

Расплющивает золотые глыбы,

И брызжется в углу литье — оно

Рукою властной будет смирено.

А вот станки с проворными руками

Из нитей трепетных и тонких — челноками —

Под мерное жужжание и гуд

Сукно неутомимо ткут.

В огромных залах многолюдных

Безостановочно, в усильях обоюдных

Соединив со шкивом шкив, бегут ремни,

И крутятся большие шестерни,

Как крылья мельниц безрассудных

Под натиском ветров.

Из огороженных дворов,

Сквозь запотевшие подвальные оконца,

Едва сочится свет полуденного солнца

На труд рабочих, что без слов

Отлаживают ход часов,

В чьем шумном тиканье и бое —

Безумство, порожденное алчбою,

Горячечный нелепый бред,

Сжирающие с яростью слепою

Людскую речь — теперь на ней запрет.

Ночная тьма — тревожна и угрюма.

И все растет, растет стена из шума.

Но вот внезапно рушится она —

И поглощает все обломки

Разлившаяся тишина.

И снова — гневный клич, пронзительный и громкий,

И, оглушительно резка,

Трель отдаленного свистка

Вдоль фонарей, что в копоти и дыме

Стоят кустами золотыми.

Весь город, тонущий в пыли,

Кольцом певучие строенья оплели.

Мосты, и маяки, и пристани, и доки,

Вокзалы — в вечной суматохе,

Заводы, тягостно мрачны,

Литейни, кузницы и адские чаны,

Что нефтью и смолой начинены,

Откуда иногда в небесные просторы

Взмывают огненные своры.

По берегам одетых в камень вод,

За черными путями, мостовыми,

Там, на окраинах, где все невыносимей

Тяжелый гнет невзгод, —

Дни, ночи напролет

Ударами глухими круглый год

Заводы сотрясают неба своды.

Испачкалась заря сама

О прокопченные дома,

И светлый полдень, как слепец убогий,

В тумане сумрачном плутает без дороги…

Лишь по субботам, ввечеру,

Упорный, в лихорадочном жару, —

Труд замирает. Так над наковальней

Могучий молот виснет, недвижим.

И выползает ночь из дымки дальней,

Пронизанной сияньем золотым.

Биржа

Перевод Г. Шенгели

Проспект чудовищный, строеньями объятый;

Сжимает пену толп его крутой гранит,

Пробитый окнами, где млеет и горит

Последний ореол пурпурного заката.

И, торсом каменным вздымаясь в высоту,

Храня в своей нечистой тайне

Тревожный дух земли бескрайней,

Встал памятник златой, сияя в темноту.

Вокруг него строй банков черных;

Гераклы медные, сжимая кулаки,

Несут фронтонов гнет, победных и упорных,

Как денежные сундуки.

Вот площадь, где дает он грозный бой.

Она вбирает ярости прибой,

Влекущийся к его магнитам скрытым.

Вот площадь, скверы и мосты,

Где гроздья газа голубые

Бросают с темной высоты

Лучи и мглу на мостовые.

Грез и огней водоворот

Согласной яростью течет

И во дворец безумный хлещет.

Там золото горит и блещет,

И жажда золота во всех сердцах трепещет,

По городу летит из дома в дом

И раздувает жар страстей кругом.

Конторы грузные грохочут, как гроза,

Завистливая роскошь бьет в глаза,

И вдруг банкротства, как удар,

На площадной валятся тротуар,

Раскраивая резким взмахом

Лбы буржуа, объятых страхом.

Горячка в полудневный час

Еще растет и всходит,

Глядит с карнизов сотней глаз

И в залах биржи бродит,

Клубится у недвижных ламп,

Струится вдоль перил и рамп,

Мятется, вьется, и сверкает,

И прячется в тяжелых складках

Драпри, и снова возникает

На лестницах и на площадках.

И ярость, вспыхивая вновь

При проблеске надежды вздорной,

Восходит, красная, как кровь,

Над этою геенной черной,

Где бьется с грабежом грабеж.

Сухие языки, и взгляды точно нож,

И жесты дикие, и в мыслях — миллионы,

Монет сверкающих безумные циклоны,

И то надежд, то ужасов мираж.

Там спешка заменяет смелость;

Там судорожно чертит карандаш

Тоску, что в платье цифр оделась;

Там продают и покупают гром,

Что на краю земли народы убивает;

Химеры носятся кругом,

И шансы то растут, то убывают.

«Даю, беру, даю, беру», —

В жару ведут свою игру;

Пылает воздух. Цифры, обезумев,

Пакетами, тюками, в адском шуме,

Вверх, вниз, вверх, вниз летят, летят,

Переполняя этот ад,

Пока не прозвонит на башне час,

Вещающий, что бой их тяжких масс

Угас.

В те дни, когда кругом кряхтят крушенья,

Самоубийствами их утверждает смерть,

И, в траурном величье, погребенья

Торжественно сияют в твердь.

Но в тот же вечер бледный пыл победный

Вновь воскресает, и игра

Свирепая мятется, как вчера.

С улыбками, рыча, все рвутся в бой, пока

Не доведут врага до петли и крюка.

Там, как котел, клокочет злоба

Вкруг тех, кому она готовит сумрак гроба;

Там твердо, без ненужных слов,

Обкрадывают бедняков;

Там плутовство окутывают в честность,

Чтоб все прельстить, все заманить,

Чтобы к деньгам позорным, в неизвестность

Всеобщее безумие взвихрить.

О, золото! Как башня в облаках,

Оно возносится, блестящий сея прах.

Металл чудовищный! И миллионы рук

К нему простерты, замыкая круг;

Мольба всеобщая к нему летит, все шире

Раскатываясь в беспредельном мире.

Там кубы золота на золотых треногах,

И к ним стремят безумный свой полет

Удачники, чей долго зрел расчет

В бессонницах, томленьях и тревогах.

О, золота, как пищи и питья!

В умах же, — злей той жажды, — как змея,

Слепая вера в темный случай,

В пляс прихоти его