Эмиль Верхарн: Стихотворения, Зори. Морис Метерлинк: Пьесы - Морис Метерлинк Страница 28

В тюрбанчиках с султанами из перьев…

А идиотский шутовской припев

Уже готовит вас к апофеозу,

Где каждая из распаленных дев

Вдруг примет ужасающую позу,

И новых тел бушующий поток

Внезапно хлынет на подмостки сбоку…

И, победивший приступом, порок

Программы всей раскроет подоплеку:

Одежда лопнет, словно шелуха,

И в урагане гнусных содроганий

Возникнет облик свального греха,

Отображенье случки обезьяньей.

А музыка… О, музыка — она

Всей оргии содействует покорно!..

Послушна спазме каждая струна

Визгливой скрипки. Сиплая валторна

Блудливой псицей взвыла в нужный миг

На мыслимом пределе исступленья,

И звук фагота гадину настиг,

Изображая хрип совокупленья…

Но полночь бьет. И пламя гаснет вдруг.

И мгла клубится над людским угаром…

И, растекаясь в улицы вокруг,

Толпа ползет по черным тротуарам.

Кусками мяса рдеют фонари,

Кровавой плотью зачиная сутки…

А там, под ними, в соке их зари

Продрогшие застыли проститутки.

Скользящие в ночи

Перевод Ю. Александрова

Ряды куртин и фонарей вдоль галерей,

В которых вьются так неторопливо

Шаги созданий, молчаливо

Несущих траур по душе своей…

На купола, на колоннады,

Воздвигнутые там и тут,

Отпугивая тьму, текут

Огней холодных мириады.

Пылает газ, и, как алмаз,

Вкрапленный в диадему ночи,

Любой светильник нежит очи,

Кого-то приводя в экстаз.

А круг воды в лучах голубоватых

Блестит, как днем,

И часть колонны, отраженной в нем,

Подобна торсу в медных латах.

Растут костры, как желтые кусты,

На площадях разбрызгав ртуть и серу,

Волшебной сделав атмосферу

И мрака раздробив пласты.

Громадный город блещет, словно море,

И волны электричества бегут

По всем путям, туда, где стерегут

Свое молчанье, с трауром во взоре,

Скользящие по грани темноты.

Они томятся, дожидаясь утра,

И держат в коготках из перламутра,

Как водоросли, сникшие цветы.

Скользят медлительно, влача воланы, рюши

И кружева, прикрывшие позор…

Они друг друга знают — с коих пор? —

Взаимные, болезненные души.

Они плывут, как будто по ковру,

Вздымая перья шляп и рыжие шиньоны…

У них свои жестокие законы,

Полузабывшие пути к добру.

На пальцах, сжатых в горьком исступленье,

В их перстнях дорогих под сенью галерей,

Подобные глазам ночных зверей,

Играют камни, пряча преступленье.

А их глаза ушли под бледный лоб.

Лишь иногда, безмолвной схватке рады,

Они так яростно вперяют взгляды,

Как будто гвозди забивают в гроб.

Но лбы — как белые повязки

На мыслях раненых. А губы — два цветка,

Что на воде качаются слегка

И сходятся почти без ласки.

Глаза понурые глядят,

Пустые, в пустоту без бога,

Хоть в сердце пламя и тревога,

И звон его — набат.

Я знаю женщин в траурных одеждах,

Но в туфельках нарядно-золотых;

А в косах, черных и густых,

Сверкает серебро, и на былых надеждах

Поставлен крест, и колкий остролист —

Их диадема. Траур тот, однако, —

Креп овдовевших без мужей, без брака,

Избравших путь, который лишь тернист.

И здесь, в ночи, глухой порой бесстрастья,

Наедине с трагической судьбой,

Они постигли всё и плачут над собой,

Держа в руках ключи потерянного счастья.

Вдоль галерей, сверкающих, как млечный

Холодный путь, когда кругом — ни зги,

Скользят бесшумные шаги

Несущих траур бесконечный.

Заводы

Перевод А. Ибрагимова

Глазами окон друг на друга мрачно глядя,

Покоясь тенями огромными на глади

Прямых каналов, меж разводов нефтяных,

Вдоль набережных, в сумерках ночных,

Близ города, в предместном захолустье,

Где плачет нищета, истерзанная грустью, —

Стоят заводы, грохоча.

Надгробия из кирпича,

Прямоугольные гранитные громады,

И длинные — на много льё — ограды,

И трубы, что, змеистый дым струя,

Вонзили в небо, словно шилья,

Громоотводов острия,

Сараи, полные туманом ядовитым,

И грязные дворы, где полуголый люд

Свершает — в отблесках огня — свой труд,

И чад, и копоть, и кипящий битум,

И уголь, и над всем — угроза смерти злой,

И души и тела, глубоко под землей

Изведавшие ад мучений беспощадных,

И фонари в шеренгах безотрадных

Вдоль стоков смрадных.

Не отрывая друг от друга черных глаз,

Там, где струятся смоляные воды,

Грохочут день и ночь заводы,

Не умолкая ни на час.

О ржавые промозглые кварталы!

И женщины в рванье, печальны и усталы,

И скверы, что изъел жестокий кариоз,

Где пробиваются сквозь щебень стебли роз,

Иссохнувших в мечтах о влаге рос.

Везде, на перекрестках улиц, — бары,

И медь, и зеркала, сверкающие яро,

И поставцы, что чернотой — как смоль,

И запечатанный в бутылках алкоголь,

Бросающий свой блеск на тротуары,

И кружки — пирамидами корон —

На стойке, изукрашенной, как трон,

И толпы посетителей безмолвных,

Глотающих не торопясь

Янтарный эль и виски — как топаз.

Близ города, в предместном захолустье,

Где плачет нищета, истерзанная грустью,

Где сонмы бед, одна другой лютей,

И ненависть, между собою

Разъединившая людей,

И кражи среди тех, кто обойден судьбою, —

Дни, ночи напролет

Ударами глухими круглый год

Заводы сотрясают неба своды.

Под кровлями, что искрятся, светлы,

Вращает пленный пар машинные валы,