Эмиль Верхарн: Стихотворения, Зори. Морис Метерлинк: Пьесы - Морис Метерлинк Страница 30

В игру бессмысленных чудес,

В которой древний рок воскрес.

Игра! Ось адская, вокруг которой яро,

В дыму и золоте, средь грома и угара,

Завьется пагубная страсть,

Затем лишь, чтоб в уродства и надрывы,

В безумной похоти приливы и отливы

Упасть.

Так, торсом каменным вздымаясь в высоту,

Храня в своей нечистой тайне

Тревожный дух земли бескрайней,

Встал памятник златой, сияя в темноту.

Торжище

Перевод В. Шора

Большое торжище гудит в предместье алом,

Хлопот по горло зазывалам;

Под всякой всячиной тут ломятся лотки,

И, корчась, извиваются над входом

Перед мятущимся народом

Букв золоченых странные витки.

Купец с утра расхваливает рьяно

Приправы, снадобья, румяна,

И бриллианты утренней росы

Пускает он в продажу, на весы.

В закатный час для взора торгаша

Милей, чем луч, мерцание гроша.

Сбывает он по сходным ценам,

Угрюмого злорадства полн,

Лучи, омытые в морском просторе пенном

Руками розовыми волн.

Огромен рынок. Сводчатая крыша

Покоится на двух рядах столбов;

Здесь много галерей и погребов,

А на стене — гигантская афиша

Слепящим светом залита:

На ней два цирковых шута,

С нахальным хохотом, в знак своего неверья,

У ангела выщипывают перья.

И ночью рынок тоже неспокоен:

Со скотобоен,

С заводов, с кладбищ — отовсюду

Сюда везут товаров груду.

По грязи тащится обоз,

Не утихает скрип колес,

И содрогаются в ночи

Земля и корпусов окрестных кирпичи.

Кто здесь бывал, тому, конечно, ведом

Ряд лавок, где торгуют без стыда

Любовью, что в старинные года

Божественной казалась нашим дедам.

Здесь продаются боги всех религий

В сиянье вечности и неземных красот;

Торговец по частям их продает

И богохульные сует в придачу книги.

Лежат на полках страсти, плесневея…

Давно поник и смолк их ураган.

Слова, звучавшие в молитве иерея,

Мусолит первый встречный хулиган.

Безмерность в тесные шкапы заключена,

Полна кровоточащих ран она…

И в стертых исчисляется монетах

Цена великих дел, поэтами воспетых.

Большое торжище гудит в предместье алом;

Причудлив танец букв над необъятным залом, —

И черная несметная толпа,

Жадна, и легковерна, и глупа,

Валом валит из всех дверей,

Вливаясь в лабиринт проходов, галерей,

Чтобы прильнуть к прилавкам поскорей.

Поток свои спирали вихревые

На лестницы взметает винтовые.

Трепещет наверху бессмертная Идея.

Толпа, постичь ее творений не умея,

Едва их замечает на ходу.

А те, кто, на свою беду,

Умом пытливым обладает,

Стоят смущенные, их бьет озноб,

Но все ж они упрямо пробивают

Надменной Тайны медный лоб,

И откровенья вылетают

Сквозь трещину высокого чела,

Раскинув белые крыла.

Глумясь над смельчаками, торгаши

Без колебаний и сомнений

Эксплуатируют их гений

И загребают барыши.

О, рай земной — мечта провидцев вдохновенных,

Проникших в смысл законов сокровенных!

О, их стремленье мир преобразить

Так, чтоб он стал похож на идеал,

Являвшийся им в снах, которые забыть

Они теперь уже не в силах…

О, сколько в их глазах любви и доброты,

Когда, вернувшись в мир, который породил их,

Из далей никому не ведомой мечты,

Готовые принять страдания за всех,

Достойные, как боги, преклоненья,

Они встречают брань и грубый смех!

Бушует торжище в неистовом круженье,

Смешались в хаосе безумном люди, вещи,

Волною золото вздымается и плещет…

И мнится, некий зверь, во весь поднявшись рост,

Нарушить хочет страшным рыком

Гармонию недвижных звезд

В пространствах, стынущих в безмолвии великом.

В музее

Перевод Ю. Александрова

Превыше скипетра и трона

Лежит огромная корона

На лбу фигуры восковой,

Поправ надменно и законно

Чело империи самой.

Блестят в холодном этом зале

Полупомеркшие глаза,

И словно тусклая слеза

Мерцает в трещинках эмали.

А лоб грозой могучей был,

Пока не приковали годы

Судьбу, лишенную свободы,

К предмету, что мертвей могил.

И челюсть, потеряв управу

Над всем, что было ей дано,

Полуотвисшая давно,

В зубах не удержала славу.

И лишь на рыжих волосах

Расселась тяжкая корона,

Главу сгибая неуклонно,

Стремясь вдавить ее во прах.

Она по гибельному праву

Сдавила собственный оплот —

Империи былую славу,

Высокий лоб, жестокий рот.

Она душила и блистала,

Она гасила жар сердец,

Она для будущего стала

Эмблемой страха наконец.

А сторож в одеянье черном

Пред этой смертью напоказ

Живет в усердии упорном,

С короны не спуская глаз.

Не понял он, бродя уныло

В своей покорности слепой,

Какая власть руководила

Разбушевавшейся толпой.

Слуга увенчанного лика,

Вдали от мира, от людей,

Не слышит яростного крика

И пенья грозных площадей.

Искания

Перевод Ю. Александрова

Лаборатории, музеи, башни

Со сфинксами на фризах, и бесстрашно

Глядящий в бездну неба телескоп.

Клинки лучей, прошедшие сквозь призму,

Откуда брызнул

Свечений драгоценных дивный сноп;

Огромные кристаллы; тиглей ряд,

Где плодоносным пламенем горят

Соцветья атомов, чьи превращенья —

Венок чудес; тончайшие сплетенья

Пружин и рычагов; приборы — существа,

Похожие на насекомых стройных…

Все дышит жизнью страстной, беспокойной

В пылу борьбы за тайну вещества.

То строится науки зданье,

Стремящейся