Эмиль Верхарн: Стихотворения, Зори. Морис Метерлинк: Пьесы - Морис Метерлинк Страница 18

Кусты сражаются, и ветер листья рвет,

Тряпье осеннее, и там, в полях далеких,

Как будто кто по наковальне бьет.

Зима унылая! Твой холод беспрестанно

Сжимает душу мне своей рукой титана,

И тот же звон глухой плывет издалека,

Тоскливый звон из церковки соседней

Твердит, что там собрали в путь последний

И в землю опускают бедняка.

Смутное

Перевод Ф. Мендельсона

Цветок увидеть, хрупкий и беспечный,

Который на качели стебелька,

Раскачиваясь, хрупкий и беспечный,

Спит, а потом увидеть мотылька,

Как он горит алмазом на лету

Иль вдруг в луче закатном замирает;

Потом увидеть парусник в порту, —

Он в путь готов, лишь ветра ожидает,

И моряки-фламандцы, торопливо

Прощаясь, выбирают якоря,

Чтоб выйти на просторы до отлива.

Увидеть все, что мне дала заря

Вечерняя, и вопрошать тревожно:

Вдруг упадет цветок? Не станет мотылька?

Иль белый парусник войдет неосторожно

В стремнину бурную, как горная река,

И станет жалкою игрушкою стихии

Там, где вздымаясь пенятся валы

И грозно ходят горы ледяные?..

Воспоминанья о тебе плывут из мглы,

Как облака в последний час заката.

Цветок, и мотылек, и парус над волной,

И ты — все в ночь уходит без возврата,

Лишь боль и золото закатное — со мной!

Гимн

Перевод Ф. Мендельсона

I

Хотел бы я иметь, чтобы тебя воспеть,

Глас торжествующий и грозный океана,

Неукротимое дыханье урагана.

Хотел бы заглушить гремящих молний медь

И грома дальнего в ночи слова глухие,

Чтоб славили тебя одну стихии!

О, как хотел бы я, чтоб разом все моря

На берег хлынули, и чтобы пела пена

Земле, как ты прекрасна и священна.

Еще хотел бы я, чтоб, в небесах горя,

Над ревом бурь и грозами шальными

Кометой ярче звезд твое сияло имя!

II

Как ящерицы, те, что солнце пьют,

Зеленым длинным телом извиваясь,

К тебе мои желания ползут.

В полдневный зной я над тобой склоняюсь;

Вокруг поля, и полыхает рожь,

И не унять томительную дрожь.

Ласкает ветер нас, мы от жары устали.

Среди холмов Эско сверкает там и тут,

Все небо в золоте, и необъятны дали.

Как ящерицы, те, что солнце пьют,

Ты предо мной лежишь, бесстыдно сладострастна,

И снова я горю, и наша страсть прекрасна!

Притча

Перевод Ф. Мендельсона

Над золотом глади озерной,

Где белые лилии спят,

Усталые цапли скользят,

В воде отражаются черной.

Их крыльев широк размах,

Медлительны их движенья;

Плывут они в небесах,

Гребут в воде отраженья.

Но рыбак туповатый и важный

На них расставляет сети,

Не видя, что птицы эти

Гребут в высоте отважно,

Что в мокрые сети скуки

Птицы не попадают.

Напрасно он в тине их ищет, —

Птицы все выше взмывают,

И мчатся, как призраки, мимо,

Безумны и неуловимы!

Лодка

Перевод Ф. Мендельсона

Морозит к ночи. На деревьях иней

Алмазами сверкает под луной.

И в чистом небе тучки ни одной:

Плывет луна над белою пустыней.

Как сталь с серебряным узором, черный лед,

И звезды смотрят на реку в печали:

Там лодка вмерзла, весла в плен попали,

Одна, недвижна, но чего-то ждет.

Вдруг сокрушит оковы ледяные

Какой-нибудь герой, и лодку поведет

В моря, где пламенем охвачен небосвод,

В далекий рай, к теплу, в края иные?

А может быть, она обречена

Следить, в безмолвье белом прозябая,

Как птицы вольные над ней за стаей стая

Летят туда, где вечная весна?

Не знаю, где

Перевод В. Брюсова

Это где-то на севере, где, я не знаю,

Это где-то на полюсе, в мире стальном,

Там, где стужа когтями скребется по краю

Селитренных скал, изукрашенных льдом.

Это — холод великий, едва отраженный

В серебряном зеркале мертвых озер;

Это — иней, что точит, морочит — бессонный,

Низкорослый, безлиственный бор.

Это — полночь, огромный скелет обнаженный

Над серебряным зеркалом мертвых озер,

Это — полночь, что точит, морочит, хохочет,

Но раздвинуть руками гигантскими хочет

Холодный и звездный простор.

В дали полуночной безвольной

Это смолкнувший звон колокольный,

Это убранный снегом и льдами собор.

Это хор похоронный, с которым без слов я рыдаю,

Литургия Великого Холода в мире стальном.

Это где-то, — не в старом ли северном крае? — не знаю!

Это где-то, — не в старом ли северном сердце? — в моем!

Дурной час

Перевод Г. Шенгели

С тех пор как схлынули прощальные огни,

Все дни мои в тени, всё тяжелей они.

Я верил в разум мой, где не гнездились тени,

И мысль моя (в ней солнца шар пылал,

В ней гнев светился, яростен и ал)

Кидалась некогда на скалы заблуждений.

Надменный, радость я немую знал:

Быть одиноким в дебрях света;

Я верил лишь в могущество поэта

И лишь о творчестве мечтал,

Что нежно и спокойно возникает

И движется (а путь широк и прям)

К тем очагам,

Где доброта пылает.

Как темен был тот вечер,