Эмиль Верхарн: Стихотворения, Зори. Морис Метерлинк: Пьесы - Морис Метерлинк Страница 19

Когда сомненьями себя душа сожгла

Дотла

И трещины разъяли стену воли!

Вся твердость рухнула во прах.

Персты? Без сил. Глаза? Пусты. Надменность? Смята.

Стучится кровь печальная в висках,

И жизнь, как пьявками, болезнями объята…

Теперь, сходя во гроб, летя невесть куда,

О, как хотел бы я, чтобы над мглой бездонной,

Как мрамор, пыткою и славой опаленный,

Мое искусство рдело бы всегда!

Ноябрь

Перевод Г. Шенгели

Вот листья, цвета гноя и скорбей, —

Как падают они в моих равнинах;

Как рой моих скорбей, все тяжелей, желтей, —

Так падают они в душе моей.

Лохмотьями тяжелых облаков

Окутавши свой глаз слепой,

Поник, под ветра грозный вой,

Шар солнца, старый и слепой.

Ноябрь в моей душе.

Над илом ивы чуть видны; в туманы,

Мелькая, черные уносятся бакланы,

И льется крик их, долгий, точно вечность,

Однообразный, — в бесконечность.

Ноябрь в моей душе.

О, эти листья, что спадают,

Спадают;

О, этот бесконечный дождь

И этот вой средь голых рощ,

Однообразный, рвущий все в душе!..

Где-то там

Перевод Б. Томашевского

Блаженство тишины и ладан ароматный,

Плывущий от цветов в закатный час глухой,

И вечер медленный, прозрачный, необъятный

На ложе золотом покоится с землей

Под алым пологом, — а тишина все длится!

Блаженство тишины, и облаков простор,

И жемчуг островов, и берег серебристый,

Коралл и перламутр, а дальше, в выси чистой,

Неуловимых звезд в листве мелькнувший взор;

На небесах река молочная струится

В неведомую даль, в недостижимость сфер,

Чтоб, оторвавшись, ускользнуть

В похожий на любовь палящий тихий путь,

Ушедший в дым легенд, как плаванье галер.

Некоторые

Перевод Б. Томашевского

За далью всех светил пред ними возникает

Виденье города — безбрежный черный бред,

В триумфе траура, как склеп, где жизни нет…

Земля? Ушла во мрак. А небо? Чуть мерцает!

Гигантский мир теней раскинулся кругом,

Туманный горизонт покрыл, как саван, горы,

Могильные холмы теперь предстали взору,

И в них погребена вся память о былом.

Толпа немых людей бредет во мгле заката,

И горбит их тоска, и путь их одинок.

И гнет прошедших лет на них надгробьем лег,

Как память тусклая о том, что жгло когда-то;

Им одинаково страшны добро и зло,

Бескровны их сердца, бесцветна страсти сила,

Душа в борьбе за жизнь о божестве забыла.

В глазах застыла мысль, молчанье в них вошло,

И неподвижность льдом сковала их навеки…

Мертвы желанья в них, раскаянье и страх;

Они мечтать — увы! — не могут о крестах,

И алой смерти свет им не закроет веки!

Представшие на моих путях

{8}

Видение на горизонте

Перевод Г. Шенгели

Гляжу в окно, войдя в покинутый маяк,

Дождем бичуемый: вдали — туннели в саже,

Громады поездов и хлопья дымной пряжи,

Где кровью фонари пропитывают мрак.

В асфальтных берегах дремал огромный порт,

Как масло, зыбилась его вода густая;

Железным кулаком ствол мачты подымая,

Чернел подъемный кран, в пустую ночь простерт.

И в пестром мраморе текучей тьмы сверкал

Ряд редких фонарей, бегущий по ущельям

В кварталы кабачков, где все полно весельем,

Где похоть рыскает меж золотых зеркал.

Как рана страшная алея, подошел

Раздутый на ветру громадный парус к молам,

И тут явился он с упорным и тяжелым

Лбом, где начертано томленье скук и зол.

Как меч сверкающий в железные ножны,

Он заключил в себя свой гнев и пламень дикий,

И эхо берегов его разбили крики,

Пересекая мрак и тишину волны.

Из океана он. Он одряхлел, поник,

Устал, хлеща простор, измятый бурей черной,

 И слыша, что всегда, всему вразрез, упорно

К терзаньям вечера его взывает крик.

Он казни собственной хотел. Себя он знал

Рабом желания. И на кресте распятый,

И кровью исходя, и пламенем объятый, —

Изведал он всю смерть, что так упорно звал.

А жизнь его? Она тем пронзена была,

Что существует он, себя страшась жестоко;

Он острой молнией своей души глубокой

Упрямо бичевал в себе кипенье зла.

Ужасен, устрашен, он жаждал полететь

Туда, где вся бы жизнь сияла чудесами,

Где знаки вещие горели б над скалами,

Где шелестел бы дуб и говорила б медь;

Где было б гордостью: впивая дикий страх,

Слыхать вокруг себя богов глубокий голос,

Пока бы грудь земли в куски не раскололась

Под хладным золотом, пролитым в небесах.

И много тысяч лет он бьется, над волной

Вздувая паруса и мчась путем ужасным

В неведомую даль, к невыносимо красным

Созвездьям, чей хрусталь дробится под волной.

Иная равнина

Перевод Г. Шенгели

Над ликами растений золотых

Заря свой лик пурпурный клонит,

То эту ветвь, то эту нежно тронет,

Сверкая в поцелуях золотых.

В мясистых, точно губы, алых

И сочных ягодах тая лучи,

Под лозами, где прячутся ключи,

Горит заря, сгущаясь в гроздьях алых.

Каскады в беглых блестках и лучах

По светлым лестницам смеются,

И бабочки сияющие вьются

У голубых зеркал, горя в лучах.

Листва поет. И вот