Нацистская Германия против Советского Союза: планирование войны - Коллектив авторов Страница 27

Союза, несмотря на свой беспрецедентный по своей бескомпромиссности и жестокости характер, имели немало схожих черт с германской политикой, проводимой накануне Первой мировой войны. Располагаясь между такими мощными державами, как Франция и Великобритания на западе и Россия на востоке, Германия накануне Первой мировой войны воспринималась собственной правящей элитой географически «зажатой» между крупными соседями. Ощущение «сдавленности» Германии усугублялось отсутствием самодостаточности в ресурсном отношении. В этих условиях Второй рейх, с точки зрения его политико-военного руководства, императивно нуждался в расширении «жизненного пространства». Речь при этом шла не только о повышении европейского статуса Германии, но и, при благоприятных условиях, борьбе за мировое господство. Германия опередила Британскую империю не только в традиционных экономических сферах (например, в производстве стали и чугуна), но и в экспорте наукоемкой высокотехнологичной продукции того времени (машин и оборудования)[217]. В предвоенный период (1906–1912) экспорт данного вида продукции в Германии увеличился на 100 %, в то время как в Великобритании – лишь на 20 %[218]. Если в 1860 г. на Британию, одного из основных соперников Германии, приходилось 25 % промышленного производства от мирового объема, то в 1913 г. ее доля снизилась до 10 %[219]. Значительно снизила свои экономические показатели и Франция. Лидирующие позиции в мировой экономике все более уверенно занимали Германия, США и Япония.

Начало XX в. ознаменовалось переходом мирохозяйственной системы к империалистической стадии развития. Установив контроль над национальными рынками, монополии включились в ожесточенную борьбу за внешние рынки сбыта. Европейский и мировой рынок электротехнических изделий разделили такие гиганты, как американская «Дженерал Электрик», немецкие «АЭГ» и «Симменс-Шукерт». Немецкие металлургические и машиностроительные концерны А. Круппа, А. Тиссена, братьев А. и Р. Маннесман соперничали с британскими конкурентами. За рынки нефти и керосина вели борьбу британско-голландская «Ройял Датч Шелл», американская «Стандарт Ойл» и немецкие фирмы, объединившиеся вокруг «Дойче банк». Экономическое соперничество складывалось для Германии благоприятно[220]. Это закладывало основу наряду с быстрым перевооружением германской армии, а также ростом ее профессионального уровня, для разработки планов дальнейшей экспансии, а также политико-идеологического обоснования ее необходимости. Одно из ведущих мест в этом ряду заняла концепция Центральной (Срединной, Серединной [Mitteleuropa]) Европы[221].

Ее сторонники (В. Зомбарт, Г. Даниэль, И. Парч, К. Франтц, в годы войны – немецкий публицист Ф. Науманн) исходили из того, что центральное географическое положение Германии на европейском континенте, а также опережающий уровень экономического развития, дают ей основания претендовать на роль объединяющего центра среди европейских государств, с последующим выходом к Средиземному морю и в страны Азии. В частности, политический географ Г. Даниэль в своей книге «Руководство по географии» отмечал, что в лице Германии всему миру «дан географический и исторический объединительный пункт». В этой связи исследователь подчеркивал, что немцам предстоит создать мощную среднеевропейскую державу, обозначенную им как «Соединенные Штаты Европы», как основу для дальнейшего завоевания мирового господства[222]. На первоначальном этапе наиболее предпочтительным способом достижения этой цели виделось формирование экономического союза ряда европейских стран под эгидой Германии. Государства-сателлиты Берлин собирался привязать к себе на основе экономических преференций, а также предоставлении гарантий защиты от потенциальных внешних угроз.

Убежденным сторонником идеи создания экономического союза европейских государств под германской гегемонией являлся один из отцов-основателей немецкой геополитики Ф. Ратцель, в книге которого «Политическая география» политика экспансии и захватов обосновывалась на основе объективистской географической аргументации[223]. В рамках его концепции «рост пространственных размеров государства» представлялся неизбежным следствием развития народов, постоянного увеличения их численности. Приспосабливая этот тезис к интересам германского империализма, Ф. Ратцель обосновывал наличие зависимости между размерами государства и культурным уровнем народа. По его мнению, для высококультурных народов характерно стремление к образованию больших государственных организмов. Отсюда следовал вывод, что поглощение малых государств крупными – неизбежное следствие и показатель роста национальной культуры[224]. Ф. Ратцель стал одним из энергичных сторонников концепции Срединной

Европы, под которой понимал обширную территорию, раскинувшуюся между Альпами, Северным и Балтийским морями; от Атлантического океана до Северного моря, то есть, по существу, всю Западную и Центральную Европу. Задача Германии, по его мнению, состояла в «сплочении и обеспечении за собой сил Срединной Европы»[225]. При этом восточные границы этого образования Ф. Ратцелем не обозначались, что предполагало возможность их дальнейшего расширения за счет территории восточноевропейских стран, в том числе России, причем не только по геополитическим соображениям, но и по идеолого-ценностным основаниям[226]. Россия в его трактовке представлялась чуждой европейским социокультурным ценностям.

Особую опасность России для «фундаментальных» европейских ценностей подчеркивал также известный германский дипломат и публицист К. Франц, утверждавший, что сдержать «природную» агрессивность России способен лишь союз Пруссии и Австрии, возглавлявших западный мир. «Только соединенный Запад, – отмечал автор, – может образовать преграду России, и притом с той стороны, с которой она наиболее уязвима, то есть с западной. Пусть вытеснят Россию за Двину и Днепр и покажут ей силу, ежеминутно готовую к нападению, – и Россия будет так же мало думать о переходе через Гималаи, как через Балканы»[227].

В 1888 г. известный немецкий философ Э. Гартман опубликовал статью «Россия и Европа», где утверждалось, что имперская Россия, занимающая огромную территорию, представляет серьезную опасность для Германии. Он предлагал разделить Россию на несколько государств с целью создания своего рода «пояса безопасности» между «московитской» Россией и Германией. В него предлагалось включить так называемые Балтийское и Киевское королевства. Балтийское государство должно было находиться под протекторатом Германии, Киевское – Австро-Венгрии. Финляндию предлагалось передать Швеции, Бессарабию – Румынии. Проектируемые Гартманом в 1888 г. границы лимитрофных государств в последующем практически совпали с границами намеченных в 1942 г. генеральным планом «Ост» «рейхскомиссариатов» Остланд и Украина[228].

В 1891 г. возникло объединение немецких интеллектуалов, военных, землевладельцев и промышленников под названием «Пангерманский союз», ставшее одним из главных вдохновителей завоевательной политики кайзеровской Германии. Союз выступал за активную экспансию Германии, в том числе и в Юго-Восточной Европе[229]. Знаковым событием в деятельности этой организации стало появление анонимной брошюры «Великая Германия и Срединная Европа в 1950 году» (опубликована в Берлине в 1895 г. под псевдонимом «Пангерманец»), авторство которой приписывают председателю Пангерманского союза Э. Хассе[230]. В брошюре излагалась конкретная программа политико-военного и экономического обустройства Срединной Европы. Пангерманский концепт предполагал создание в центре Европы Великогерманской конфедерации в составе Германии, Австро-Германии, Нидерландов, Бельгии и Швейцарии. Государства – члены конфедерации должны были находиться, в той или иной степени, в зависимости от Германии. Будущее Австро-Венгрии, где проживало крупнейшее немецкоговорящее население, виделось в слиянии