Книга 1. «Мы наш, мы новый мир построим…», 1917–1938 - Андрей Константинович Сорокин Страница 91

мирных отношений с капиталистическими странами» будут отнесены Сталиным к числу основных задач партии точно так же, как и «борьба с интервенционистскими тенденциями Англии и усиление обороноспособности СССР»[795]. Стремление обеспечить «сохранение мира с капиталистическими странами» найдет свое выражение в подготовке и подписании некоторых международных соглашений. Так, в августе 1925 г. нарком иностранных дел Г.В. Чичерин предложит французскому послу в Москве заключить договор между СССР, Францией и Польшей о советско-польской границе. В августе 1925 г. с Польшей был подписан договор о разрешении пограничных конфликтов, 7 декабря 1925 г. — с Турцией договор о ненападении[796]. 24 апреля 1926 г. Москва и Берлин подписали договор о нейтралитете.

24 сентября 1927 г. 8-я Ассамблея Лиги Наций приняла резолюцию, гласившую, что «всякая наступательная война является и остается запрещенной», а международные споры следует решать мирными средствами. Франция и США, проводившие переговоры о заключении договора о дружбе и отказе от войны на вечные времена, сделают ход переговоров публичным достоянием. Вскоре идея двустороннего договора претерпит весьма существенную трансформацию — целый ряд государств выскажут свое желание стать сторонами такого соглашения. Пакт Бриана — Келлога, названный так по именам руководителей дипломатических ведомств Франции и США, заинтересует и советское руководство. Чичерин 5 августа заявит о готовности вести переговоры по содержанию договора и о том, что Советское правительство не исключает для себя возможности его подписания. Вскоре Советский Союз получит официальное приглашение присоединиться к пакту и уже 6 сентября подпишет его, причем именно СССР станет единственной стороной договора, которая ратифицирует пакт еще до конца текущего года[797]. Далее Москва предложит ряду сопредельных стран подписать соглашение о досрочном введении в действие пакта Бриа-на — Келлога. После не слишком долгих, но интенсивных переговоров, условия которых обсуждались и согласовывались на Политбюро, 9 февраля 1929 г. Советским Союзом, Польшей, Румынией, Латвией и Эстонией будет подписан Московский протокол о досрочном введении в действие договора Бриана — Келлога. Москва тут же столкнется с непредвиденными последствиями инициированного ею соглашения, которые окажутся негативными, хотя советская пропаганда и историография будут утверждать обратное. Как показано в современной историографии, Сталин засомневается, и небезосновательно, в правильности избранного курса[798]. 10 марта он направил письмо Г.В. Чичерину, находившемуся на лечении в Германии, с вопросами: «Как расцениваете нашу акцию в отношении Польши и Румынии (я имею в виду пописание протокола)? Какие плюсы (и минусы) усматриваете в этом деле?»[799] Возможно, у некоторых читателей вызовет изумление такого рода консультация с наркомом иностранных дел, проведенная не до, а после уже состоявшейся «акции». Впрочем, познакомившись со взглядами Сталина на управление, мы не должны удивляться тому, что партийно-политическое руководство считало себя вполне квалифицированным для того, чтобы самостоятельно принимать подобные решения с минимальными консультациями с профессиональными дипломатами и уж точно без оглядки на их мнение. В ответном письме Чичерин оценит «акцию» как «большое несчастье: мы своими руками создали и мы признали польско-балтийский единый фронт, польскую гегемонию в Прибалтике, а Литву мы оттолкнули. Наше первое предложение Польше было вполне удачно, как пацифистская демонстрация и противовес россказням наших врагов о наших мнимых военных замыслах; когда Польша выдвинула разные резоны для отказа, наше положение было блестящим, и на этом надо было остановиться; вместо этого мы побежали за Польшей, завоевали для Польши небывалый вес в Прибалтике и потеряли литовскую опорную точку»[800]. С этого момента угроза создания польско-прибалтийского союза станет навязчивой идеей советского руководства, а военное противостояние этой потенциальной угрозе будет одним из основных направлений военного планирования.

Письмо И.В. Сталина В.М. Молотову об обороне СССР и др. вопросам

1 сентября 1930

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5388. Л. 134–140]

В 1928 г. Сталин придет к неожиданному для многих выводу о том, что «основным противоречием стало противоречие между капитализмом американским и капитализмом английским», а основной проблемой — проблема «борьбы за мировую гегемонию между Англией и Америкой». Чем чревато это основное противоречие? — задастся вопросом Сталин и ответит: «Оно, вероятно, чревато войной»[801].

Одновременно с этими миротворческими усилиями на международной арене советское руководство начнет проводить масштабный поворот на интенсификацию военных приготовлений. Об их содержании мы поговорим немного позднее.

«Всемирная партия из Москвы»

Официальная внешнеполитическая линия советского руководства с течением времени на поверхности явлений все больше приобретала респектабельный вид и пацифистскую направленность. Внешнеполитические устремления Москвы нельзя, однако, понять, исключив из внимания деятельность III (Коммунистического) Интернационала. Коминтерн был учрежден 4 марта 1919 г. в Москве в качестве альтернативы II (Социалистическому) Интернационалу и состоял из коммунистических партий разных стран, функционировавших на правах его секций. Вскоре после создания Исполнительный комитет Коминтерна (ИККИ) возглавил Г.Е. Зиновьев. Целью создания Коминтерна провозглашалась мировая социалистическая революция. И эта миссия имела не только идеологическое, но и вполне практическое наполнение. Затраты на Коминтерн составят весьма значительные по тем временам суммы. На 1922 г. Коминтерну было выделено 2 950 600 золотых рублей, на 1923-й — 2 196 500, в 1925 г. бюджет Коминтерна составил 4 180 450 золотых рублей [802].

Сталин долгое время находился в стороне от работы Коминтерна, хотя и был, разумеется, причастен в качестве члена Политбюро к выработке общеполитической линии. Свою дань увлечению идеей мировой революции он отдал почти так же, как и другие представители большевистского руководства. На пике успехов Красной армии в польско-советской войне в июле 1920 г. он писал Ленину: «Теперь, когда мы имеем Коминтерн, побежденную Польшу и более или менее сносную Красную армию, было бы грешно не поощрять революцию в Италии… На очередь дня Коминтерна нужно поставить вопрос об организации восстания в Италии и таких еще не окрепших государствах, как Венгрия, Чехия (Румынию придется разбить)… Короче: нужно сняться с якоря и пуститься в путь, пока империализм не успел еще мало-мальски наладить свою разлаженную телегу»[803].

Такого рода размышления Сталина довольно долго будут оставаться своего рода «советами постороннего». Именно такими словами определил осенью 1917 г. свою позицию по отношению к происходящему в Петрограде Ленин, перешедший на нелегальное положение и лишенный возможности прямого участия в событиях. Вплоть до середины 1922 г. Сталин остается скорее сторонним наблюдателем, чем актором происходивших событий. Уже став генсеком, он, видимо, по должности окажется прямо вовлечен в деятельность советских представителей в Коминтерне. Произойдет это не сразу. 3 апреля 1922 г. Политбюро утвердит представителями РКП(б) в ИККИ Зиновьева, Бухарина, Радека, а кандидатами Ленина и Троцкого