Ташкент: архитектура советского модернизма, 1955–1991. Справочник-путеводитель - Борис Чухович Страница 55

квартиру в одном месте, не теряя из виду старых соседей[298]. Согласно еще одной гипотезе проектировщиков, жителям «Старого города» была свойственна культурная предрасположенность к коллективным действиям: «Традиция коллективизма, привитая в условиях махалля, — это привычная потребность местного населения, с которой необходимо считаться при создании нового жилья»[299]. Специалисты ТашЗНИИЭПа даже провели в 1965 году среди жителей новых кварталов опрос, в ходе которого было выявлено, что «инициаторами организации соседских связей в новых домах обычно бывают представители местных национальностей»[300]. Не зная методологии исследования и выборки, трудно судить о правильности этих результатов, но важно другое: архитекторы-шестидесятники, вдохновляясь строительством общества будущего, полагали, что «с широким введением государственного обслуживания коллективизм первичных жилых образований станет основой коммунистического быта»[301]. Другое исследование 1966 года, проведенное группой Светланы Моисеевой, выявило в исторических махаллях «Старого города» существование центра, «урта», в котором собирался выборный комитет и действовала чайхана. Несколько небольших махаллей объединялись, образуя центр группового обслуживания.

В. Анкудович и др. Макет микрорайонов Ц-26 и Ц-27. 1968

Эти предпосылки легли в основу работы коллектива ТашЗНИИЭПа, который в 1965–1968 гг. сосредоточился над проектом «махалли ХХ века» — микрорайона, отвечавшего демографической структуре и культурным предпочтениям жителей «Старого города». Руководитель научного подразделения института Илья Мерпорт по этому поводу говорил так: «Нынешние градостроительные методы общеизвестны. Несомненно, они будут применены в Ташкенте при реконструкции так называемого старого города. Но как нам представляется, полноправны и издревле сложившиеся приемы, в иной, конечно, трактовке. Наиболее полно учитывая традиции, особенности народного быта, они в то же время обогащают „палитру“ проектировщиков. Это, конечно, заманчиво и практически вполне осуществимо»[302]. Архитекторы ТашЗНИИЭПа предложили четыре варианта экспериментальных микрорайонов-«махаллей», по-разному сочетающих дома различных типов — от индивидуальных коттеджей до девяти- и шестнадцатиэтажных строений, в которых могли бы найти кров все типы семей, проживающих в «Старом городе». Сравнивая эти варианты, архитекторы пришли к предсказуемому выводу: наиболее комфортным являлся тот, где двухэтажные дома коттеджного типа занимали 80 % жилой территории. На этой основе был конкретизирован проект двух микрорайонов — Ц-26 и Ц-27, сочетающих несколько 9-этажных башен, 4-этажные многосекционные жилые дома, выходящие на периметр улиц, и 2-этажную застройку, занимающую внутреннюю территорию кварталов. До строительства дело не дошло: высокая стоимость возведения и низкая плотность «брутто» (1930 м2/га[303]) заставляли задуматься об экономической целесообразности эксперимента.

Макет итогового проекта микрорайона Ц-27. 1974

Вариант объемного решения с 9-этажными башнями в центре микрорайона Ц-27. 1974

ПРОЕКТ 1970-Х ГОДОВ

В начале 1970-х годов ЦК КП и Совет министров УзССР приняли программу реконструкции «старогородской» части Ташкента, предусматривавшую возведение на этой территории новых микрорайонов на 150 тысяч человек. План не оставлял сомнений: «Старый город» будет снесен. Реакция Геннадия Коробовцева, возглавившего новый этап проектирования Ц-27, свидетельствует о противоречивых эмоциях архитектора: «Каким бы он [„Старый“ Ташкент. — Б. Ч.] ни был родным, близким и привычным для живущих в нем людей, каким бы он ни был сказочным и необычным для видящих его впервые — время его существования кончается. Город, не имеющий элементарного инженерного оборудования, служить человеку в эпоху величайших дерзаний не может и не должен»[304].

9-этажные дома в микрорайоне Ц-27. 1974–1975

Двухэтажные дома в микрорайоне Ц-27. 1974–1975

Авторы нового проекта учли предыдущие разработки ТашЗНИИЭПа и воспроизвели их типологическую структуру, разместив в центре микрорайона двухэтажные коттеджи, по его периметру со стороны улицы Беруни — 9-этажные дома с блоками социально-бытового обслуживания, а на берегу арыка Кокча в восточной части микрорайона — менее регулярную 9- и 4-этажную застройку. В ходе многоэтапного уточнения проекта, они отвергли постановку в центре квартала 9-этажных башен, чьи жители могли бы с балконов, нависавших над коттеджами, наблюдать за внутренней жизнью двориков: возможно, потому, что это нарушило бы интимность очагов жизни многодетных семей. Однако прореженная расстановка домов давала низкую плотность. Авторы проекта пытались оправдать ее тем, что «существовавшая на территории микрорайона Ц-27 застройка по крайней мере в 2–2,5 раза менее плотная, чем на подавляющей территории старого города»[305]. Этот аргумент, однако, выглядел спорно: ведь обычно новая застройка интенсифицировала использование центральных районов города, а не разрежала его. Впрочем, в глазах авторов «экспериментальность» проекта оправдывала экономические издержки.

Четырехэтажный дом в микрорайоне Ц-27. 1974–1975

В 1970-е годы архитекторы также поставили задачу, которую ранее не артикулировали. Помимо демографии и культурных особенностей, микрорайон Ц-27 должен был визуально согласовываться с «принципами построения пространства „старого“ города», такими как «линейность, пластичность, масштабность, конечность»[306]. Речь не шла о простом сносе «Старого города» — на его территории должна была появиться современная архитектура, перекликающаяся с памятью об исторической застройке. Создание современной жилой среды, совместимой с «духом» исторического Ташкента стало навязчивой сверхзадачей зодчих. Помимо многочисленных дипломников, рисовавших фантазийные здания на фоне старогородских кварталов и памятников, на ее решение были брошены лучшие силы ТашЗНИИЭПа, Ташгипрогора, а в конце 1970-х и в 1980-е годы и УзНИИПградостроительства. Архитекторы пытались найти новую пластику в ризоматических структурах «домов-комплексов», сочетающих высотные корпуса с развитыми горизонтальными блоками социально-бытового обслуживания, в малоэтажной застройке повышенной плотности, во вживлении в структуру исторических улиц новых модульных структур и т. д. Одной из наиболее зрелищных иллюстраций интереса зодчих к реконструкции «Старого города» стал проект «Калькауз», в котором команда, возглавляемая Андреем Косинским, предложила свое видение новой архитектуры — красочной, пластичной, экстравагантной, экзотичной — на месте бывших исторических кварталов. Однако годы работы над этой темой, сотни метровых планшетов с детально прорисованными планами, фасадами и перспективами, множество социологических, демографических и прочих исследований фактически ушли в песок. За двумя исключениями: 16-этажного жилого дома «Жемчуг»{45} и экспериментального микрорайона Ц-27.

А. Косинский и др. Экспериментальный микрорайон «Калькауз», перспектива. 1974–1978

Возможно, именно исключительность Ц-27 на фоне живописных, но нереализованных опытов яснее всего объясняет скромность полученного результата. Пластика традиционной архитектуры отразилась лишь в узорах на фасадах 9-этажных домов и легком искривлении осей двухэтажной застройки, более сходной с коттеджными поселками североамериканских пригородов, нежели с ташкентскими даха. Наиболее же удачным и упоминаемым типом жилища Ц-27 стал экспериментальный четырехэтажный жилой дом с пяти-, шести- и семикомнатными квартирами и двухсветными двориками, служившими для отдыха, а также для приготовления национальных блюд на открытом огне.

Хотя микрорайон имел необычный облик и его фотографировали чаще других, в профессиональной