Книга 1. «Мы наш, мы новый мир построим…», 1917–1938 - Андрей Константинович Сорокин Страница 176

Конвенция о проливах в Монтре была подписана 20 июля 1936 г. В ней подтверждался принцип свободы мореплавания, она ограничила проход в Черное море военных кораблей нечерноморских держав по общему тоннажу и максимальному водоизмещению одного корабля, срокам пребывания в Черном море. По завершении конференции Литвинов признал, что советская делегация «не полностью, но в весьма значительной степени этих своих целей добилась»[1665]. В течение нескольких месяцев после конференции велись переговоры о двустороннем соглашении между СССР и Турцией, пока 28 октября 1936 г. турецкий посол не сделал официальное заявление в Москве Литвинову о том, что конвенция Монтре достаточно обеспечивает интересы СССР и Турции, а новое соглашение, выходящее за пределы этой конвенции или базирующееся на какой-либо ее части, было бы неуместно и нецелесообразно и, во всяком случае, преждевременно. В специальной литературе среди причин этого отказа Турции подчеркивается важная роль Великобритании, видевшей в советско-турецком союзе угрозу своим стратегическим интересам в восточном Средиземноморье. Именно консультации с Лондоном и его давление во многом и привели к отказу Турции от соглашения с СССР. Естественными и справедливыми стоит признать и опасения Турции быть втянутой в войну в случае вооруженного конфликта с участием СССР[1666]. Невероятной эта перспектива во второй половине 1930-х гг. не выглядела. Такую же позицию, как мы увидим, занял и Сталин, который откажется от предложенного ему подписания соответствующего соглашения с Китаем, из опасения быть втянутым в войну с Японией.

Телеграмма М.М. Литвинова в Политбюро ЦК ВКП(б) о ходе переговоров в Монтре и режиме черноморских проливов с пометками И.В. Сталина

2 июля 1936

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 214. Л. 18–19]

Подписание «конвенции Монтре» не устранило обеспокоенности Москвы, «не полностью» удовлетворенной состоянием безопасности южных рубежей Союза ССР, что в значительной степени зависело от позиции Турции в назревавшем переделе мира. Новый тур весьма значимых советско-турецких переговоров состоялся уже после начала Второй мировой войны. Случилось это после ухода в ноябре 1938 г. в мир иной основателя и первого президента Турецкой республики Кемаля Ататюрка, который не уставал заверять северного соседа в вечной дружбе. Новый президент Турции И. Иненю продолжил эту линию декларативных заявлений о дружбе, ставших частью политико-дипломатического ритуала.

Действовать на советское руководство эти заверения в вечной дружбе с течением временем стали меньше. Выйдя в январе 1937 г. на подписание нового торгового договора, Политбюро поставило в задачу дня добиваться «возможных улучшений» по образцу последних договоров Союза ССР с другими странами; также будет поставлена задача добиться «платежного нетто-баланса», то есть равенства в стоимостном выражении ввоза и вывоза товаров во внешней торговле двух стран[1667].

Докладная записка М.М. Литвинова И.В. Сталину о кредите Турции с резолюцией И.В. Сталина

9 декабря 1937

Резолюция — автограф И.В. Сталина, подписи — автографы В.М. Молотова, Н.И. Ежова, К.Е. Ворошилова, М.М. Литвинова

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 584. Л. 11–12]

В повестку дня заседаний Политбюро вопросы «о Турции» попадали редко. В марте 1937 г. Политбюро отклонило «предложение Турции о предоставлении 100-миллионного кредита», в декабре того же года — просьбу Турции о дополучении «770 тыс. зол. ам. долларов в счет 8-миллионного кредита»[1668].

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) об отклонении предложения Турции о продаже ей самолетов

31 января 1937

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 568. Л. 161]

Заблокированным окажется и военно-техническое сотрудничество. В конце января 1937 г. Политбюро решило «отклонить предложение Турции и продаже ей самолетов истребителей и бомбардировщиков новейшего типа… Разъяснить при этом, что самолеты новейшего типа нам нужны самим, а предложить Турции самолеты несовременных типов мы не считаем целесообразным»[1669].

Встреча Молотова и Литвинова в июле 1937 г. с министрами иностранных дел и внутренних дел Турции Арасом и Каем не оставили следов коллективного обсуждения высшего органа политического управления Союза ССР.

В практической политике в середине 1930-х гг. турецкие лидеры, судя по всему, избрали тактику лавирования между англо-французским и германо-итальянским блоками. Очень скоро им, как, впрочем, и советским руководителям, пришлось сделать свой выбор, находясь в драматических обстоятельствах начавшейся войны, поначалу квалифицировавшейся всеми наблюдателями как «европейская». Об этом мы расскажем в следующей главе этой книги.

«Угроза миру, созданная на Дальнем Востоке»

Важнейшим направлением внешней политики СССР надолго стало дальневосточное, а его сердцевиной — взаимоотношения с Китаем. Советское руководство, встав на путь реализации сталинской концепции построения социализма в одной стране, не отказалось, однако, от идеи стимулировать развитие революционных движений в других странах с целью обеспечить их переход к социализму, подорвать мировую колониальную систему. Большевистское руководство обратило свой взор на Восток после многочисленных неудач «революций» на Западе.

С середины 1927 г. Сталин фактически взял курс на разрыв компартии Китая с Гоминьданом и на организацию компартией вооруженных выступлений против всех группировок Гоминьдана. Был выдвинут лозунг создания советов, а советский опыт в этот период казался Сталину вполне применимым и в Китае, несмотря на очевидные социально-экономические различия двух стран. Вскоре была сформулирована установка на создание крупных и стабильных советских территориальных баз и соединений китайской Красной армии в Центральном и Южном Китае. Как отмечается в специальной литературе, ряд таких вооруженных выступлений был санкционирован Политбюро ЦК ВКП(б), как и курс на насаждение советов в целом[1670]. «Соответствующие директивы уже даны Коминтерном нашим китайским товарищам, — говорил Сталин на объединенном заседании ИККИ и ИКК 27 сентября 1927 г. — Мы об этом не кричим, мы этого не афишируем в печати… Пусть наши китайские товарищи проводят сами дело насаждения советов в Китае»[1671].

Письмо И.В. Сталина В.М. Молотову об отношениях СССР с Англией, Китаем, о революционном движении в Маньчжурии, возможном исключении Н.И. Бухарина из Политбюро

7 октября 1929

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5388. Л. 106–107 об.]

В октябре 1929 г. Сталин написал Молотову: «…мне кажется, что пора нам перейти на точку зрения организации повстанческого революционного движения в Маньчжурии. Отдельные отряды… для выполнения отдельных эпизодического характера заданий — дело, конечно, хорошее, но это не то. Теперь надо