Книга 1. «Мы наш, мы новый мир построим…», 1917–1938 - Андрей Константинович Сорокин Страница 141

запустить еще один громкий политический процесс. Однако тогда пришлось бы демонстрировать крестьянству, всячески сопротивлявшемуся коллективизации, наличие у него мощного политического союзника в лице целой политической партии, с одной стороны, а обвинения в адрес ТКП подкреплять примерами крестьянского сопротивления, организованного ею. Сталин, судя по всему, сочтет такой подход неразумным. Прежде всего потому, что уже был избран и вовсю реализовывался другой политический подход, в рамках которого советская пропаганда трубила об успехах коллективизации. В письме к Молотову от 22 сентября Сталин порекомендует: «Подождите с делом передачи в суд кондратьевского «дела». Это не совсем безопасно… У меня есть некоторые соображения против»[1324]. В результате готовившийся судебный процесс так и не состоится.

Зато будут сконструированы еще две несуществующих партии и над ними проведены громкие уголовно-политические судебные процессы, как и «Шахтинское дело», имевшие широкий международный резонанс. Все формировавшиеся «дела» будут направляться непосредственно Сталиным.

В октябре Сталин дал четкие указания председателю ОГПУ В.Р. Менжинскому, в каком направлении вести следствие: «а) Сделать одним из самых важных узловых пунктов новых (будущих) показаний верхушки ТКП, Промпартии и особенно РАМЗИНА вопрос об интервенции и сроке ин(тервен)ции… если показания РАМЗИНА получат подтверждение и конкретизацию в показаниях других обвиняемых (ГРОМАН, ЛАРИЧЕВ, КОНДРАТЬЕВ и К. и т. д.), то это будет серьезным успехом ОГПУ… Понятно? Привет» [1325].

Письмо И.В. Сталина В.М. Молотову о деле Н.Д. Кондратьева, отставке М.П. Томского, чистке аппарата Госбанка, новом уставе поселковых товариществ

2 сентября 1930

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5388. Л. 141–148]

Основной процесс, в конечном итоге, будет развернут в октябре — декабре 1930 г. вокруг так называемого дела «Промышленной партии» (Промпартии), упомянутой в цитированном выше письме Сталина. Большая группа инженеров и научно-технической интеллигенции была обвинена в создании антисоветской подпольной организации, занимавшейся вредительством и диверсиями в различных отраслях промышленности и на транспорте, в подготовке иностранной интервенции и террористических акций.

25 октября 1930 г. Политбюро примет решение об организации специального процесса, месяцем позднее для руководства ходом процесса создается комиссия под руководством Молотова. В ходе этого дела, помимо решения прочих задач, Сталин решит нанести ответный удар по Франции, власти которой 3 октября 1930 г. ввели так называемое лицензирование, фактически запретив ввоз значительной части советских экспортных товаров, мотивируя эти меры борьбой с советским демпингом. От арестованных добьются признания о связях «вредительства» с «планами интервенции», которая подготавливалась французскими правительственными кругами и сотрудниками французской дипломатической миссии в Москве[1326]. Разразившийся торговый конфликт в сочетании с делом «Промпартии», в котором будет обозначен враждебный «французский след», поставит отношения двух стран на грань разрыва.

6 декабря Политбюро утвердит предложение «молотовской» комиссии о формуле приговора[1327]. Решением Специального присутствия Верховного суда от 7 декабря 1930 г. пятеро подсудимых были приговорены к расстрелу (заменен на 10-летнее тюремное заключение), трое других — к 10 годам тюремного заключения (срок будет сокращен до 8 лет). Сталин на протяжении 1930-х будет не раз публично обращаться к политической интерпретации обоих судебных процессов. «Шахтинцы и промпартийцы были открыто чуждыми нам людьми… никто из наших людей не сомневался в подлинности политического лица этих господ», — так, например, заявил Сталин 3 марта 1937 г.[1328]

Письмо И.В. Сталина В.Р. Менжинскому с сообщением о получении его письма от 2 октября и материалов показаний участников «Промпартии», о значении показаний Л.К. Рамзина о сроках интервенции, об оценке «Торгпрома» как самой сильной социально-экономической группы из всех враждебных группировок и в СССР, и в эмиграции с предложением по дальнейшему ведению следствия

Не ранее 2 октября 1930

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5276. Л. 1–5]

Из упоминавшейся выше «группировки Суханова — Громана» также сконструируют несуществующую партию, которую проведут через еще один открытый судебный процесс. Аресты бывших меньшевиков прошли с лета 1930 по весну 1931 г. Судебному преследованию будут подвергнуты 122 человека. На открытом процессе «Союзного бюро меньшевиков», который состоится 1–9 марта 1931 г. в Колонном зале Дома Союзов в Москве, 14 обвиняемых будут осуждены к тюремному заключению на срок от 5 до10 лет, с последующим «поражением в правах». Одним из основных свидетелей обвинения выступит главный фигурант «дела Промпартии» член руководящих органов Госплана и ВСНХ Л.К. Рамзин. Подсудимых обвинят в стремлении возродить в стране меньшевистскую партию, создать оппозиционный блок с целью свержения советской власти, использовав для этого свое служебное положение. В соответствии с версией ОГПУ, послужившей основанием для судебного заключения, эта «контрреволюционная организация» «наладила старые связи с загранично-эмигрантским меньшевистским центром», поддерживала связь с «руководящими кругами II Интернационала», вступила в блок с «Промпартией» и «Трудовой крестьянской партией» в целях восстановления капиталистических отношений. Большинство обвиняемых, привлеченных к уголовной ответственности в рамках этого дела, приговорят к лишению свободы внесудебные тройки и коллегия ОГПУ. Раскручивая это дело, помимо внутриполитических задач, Сталин вновь решал и внешнеполитические. Как мы увидим, на международной арене в это время по линии Коминтерна достигнет апогея борьба советского руководства с международной социал-демократией, лидеров которой Сталин постарается скомпрометировать обвинениями в интервенционизме. Советские руководители продолжали вести борьбу за симпатии «трудящихся масс» капиталистических стран и не оставляли надежд на то, что коммунистические партии (они же — секции Коминтерна, руководимые из Москвы) смогут добиться этой цели.

Один из видных деятелей российской эмиграции Б.И. Николаевский, анализируя события, связанные с этим процессом, скажет: «Почему большевикам нужен был этот процесс? Этот процесс только звено в целой цепи процессов, которыми ликвидируется систематически и планомерно все окружение, активно проводившее политику нэпа и которое работало над демократической ликвидацией большевизма»[1329].

В этот общий ряд следует, видимо, поставить и так называемое «Академическое дело», которое развернется в 1929–1930 гг. в Ленинграде. Это дело было направлено против руководства Академии наук и ряда видных историков. В ходе следствия были арестованы свыше 100 человек, включая академиков Е.В. Тарле, С.Ф. Платонова и др. Решения и по этому делу принимало Политбюро при непосредственном участии Сталина[1330]. Открытого процесса проведено не будет, судьбу арестованных решит во внесудебном порядке коллегия ОГПУ. Ее постановлением от 8 августа 1931 г. к различным срокам заключения и ссылки будут приговорены 29 чел.[1331]

Судя по всему, все эти дела рубежа 1920–1930-х были призваны представить советскому обществу единый фронт антисоветских сил, имевших намерение посредством широкомасштабного вредительства и пособничества или прямого содействия интервенции свергнуть советскую