Книга 1. «Мы наш, мы новый мир построим…», 1917–1938 - Андрей Константинович Сорокин Страница 128

Письмо И.В. Сталина Л.М. Кагановичу о втузах, оплате труда драматургов, запрете постановки пьесы А.Н. Афиногенова «Ложь» и газетной публикации о перевыполнении плана хлебосдачи в Нижнем Новгороде

1 сентября 1933

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 100. Л. 14–16]

Записка И.В. Сталина в редакцию журнала «Красная новь» о повести А.А. Платонова «Впрок (Бедняцкая хроника)»

1 июня 1931

Рукописный текст — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 201. Л. 5]

Сталин уделял немало внимания литературному процессу, знакомился с новинками литературы, оценивал степень их полезности с точки зрения развернувшегося «социалистического строительства». Так, он обменялся письмами с драматургом А.Н. Афиногеновым и прямо порекомендовал Кагановичу «запретить к постановке» его пьесу «Ложь»: «Пусть не думает Афиногенов и кампания, что они могут не считаться с партией»[1205].

Эту же идею о том, что «хозяином в литературе, как и в других областях, является только ЦК и что они обязаны подчиняться последнему беспрекословно», Сталин повторил уже применительно к одной из статей столь важного для него Максима Горького, указав на необходимость изменений в ней[1206]. На повести А.А. Платонова, опубликованной летом 1931 г. в журнале «Красная новь», Сталин наложил резолюцию: «Рассказ агента наших врагов, написанный с целью развенчания колхозного движения и опубликованный головотяпами-коммунистами с целью продемонстрировать свою непревзойденную слепоту… надо бы наказать и автора, и головотяпов»[1207].

Сталин надолго сохранил за собой право на оценки наиболее значимых литературных произведений и их авторов. Сначала это происходило в форме неформального общения с литераторами. В начале 1930-х гг. Сталин провел несколько встреч с писателями. Тогда же литераторы попали в число тех, кого Политбюро в своих решениях регулярно отмечало правительственными наградами. В числе первых ордена Ленина был удостоен 16 сентября 1932 г. А.М. Горький. Совнарком начнет проводить конкурсы на лучшие пьесы, визировать решения по итогам которых станет Политбюро[1208]. Позднее, в феврале 1940 г., будет учреждена «Премия имени Сталина по литературе» (Сталинская премия)[1209].

Организация литературного процесса, поиск административных форм, призванных поставить под контроль литературное «производство» в масштабах страны, не затянулись надолго. В апреле 1932 г. ЦК ВКП(б) приняло постановление «О перестройке литературно-художественных организаций». В нем была сформулирована задача «объединить всех писателей, поддерживающих платформу советской власти… в единый союз советских писателей…»[1210] Сталин активно участвовал в процессе создания Союза писателей СССР и уделял пристальное внимание работе I съезда[1211]. Причем в упомянутом постановлении была поставлена задача «провести аналогичное изменение по линии других видов искусства». Откладывать в долгий ящик эту идею не стали, и вскоре после завершения работы I съезда советских писателей — 4 октября 1934 г. Политбюро приняло решение об организации Всесоюзного съезда советских архитекторов, который состоялся в июне 1937 г. под недреманым оком Политбюро[1212]. Одновременно с созданием Союза писателей СССР постановлением Политбюро был создан Литературный фонд СССР, как особая организация «помощи работникам литературы». Основной задачей Литфонда являлось «содействие членам Союза советских писателей СССР путем улучшения их культурно-бытового обслуживания и материального положения»[1213]. Летом 1934 г. Политбюро «ввиду возрастающего значения художественной литературы в деле культурного подъема и социалистического воспитания масс» решило создать единое Государственное издательство художественной литературы. Одновременно тем же постановлением создавалось единое кооперативное издательство писателей, подчиненное оргкомитету Союза советских писателей [1214].

Ключевой фигурой литературного процесса для Сталина был «буревестник революции» Максим Горький. О взаимоотношениях Сталина и Горького, о той роли, которую взял на себя «великий пролетарский писатель» в отношении легитимации сталинского режима, в 1917–1918 гг. резко критиковавший большевистскую диктатуру, сказано и написано немало. Не воспроизводя весь богатый событийный ряд этих взаимоотношений, подчеркнем тот факт, что именно Сталин нормативно обеспечил Горькому формальный и неформальный статус «священной коровы» советской литературы. 15 декабря 1929 г. Политбюро приняло постановление «О выступлениях части сибирских литераторов и литературных организаций против Максима Горького». Докладчиком по этому вопросу в протоколе значился Сталин. Политбюро по итогам его сообщения сочло «грубо ошибочными и граничащими с хулиганством характеристику выступления М. Горького «как выступления изворотливого, маскирующегося врага»… и обвинения… в том, что он якобы «все чаще и чаще становится рупором и прикрытием для всей реакционной части советской литературы»». Сибирских литераторов предупредили о «грубых искривлениях литературно-политической линии партии». «Фракции ВКП(б) Сибирского Пролеткульта» объявили строгий выговор «за ее участие в вынесении резолюции с хулиганскими выпадами против Горького», были сделаны и персональные оргвыводы. Сибирскому крайкому предписали «усилить партийное руководство литературными организациями и обеспечить наряду с решительной борьбой против буржуазных течений в литературе исправление «левых» перегибов…»[1215] Разумеется, это постановление, как и имя его инициатора, компетентные исполнители довели до сведения Горького и тот направил Сталину благодарственное письмо. Попросив в нем «не наказывать ругателей», Горький сообщил, что «брань на вороту не виснет» и жить ему не мешает, что он самым высоким образом оценит то, «как партия столь решительно ставит деревню на рельсы коллективизма — социальная революция принимает подлинно социалистический характер». Переписка Сталина с Горьким, кстати, велась на протяжении ряда лет на постоянной основе[1216]. К этому времени Горький, проживавший за границей, по приглашению Сталина уже дважды посетил СССР — в 1928 и 1929 гг., причем в июне 1929-го вместе со своей семьей побывал в Соловецком лагере особого назначения и на строительстве Беломорско-Балтийского канала. По итогам поездки он написал очерк «Соловки», в котором вполне комплиментарно отозвался об увиденной им картине перевоспитания узников Соловков, назвав советские лагеря системы ГУЛАГ «небывалым, фантастично удачным опытом перевоспитания общественно опасных людей».

И.В. Сталин и А.М. Горький

1930-е

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1653. Л. 1]

А.М. Горький и Г.Г. Ягода

1930-е

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1656. Л. 9]

Этим, вероятно, и объясняется «заступничество» Сталина, целенаправленно работавшего над возвращением всемирно известного писателя в Советский Союз. Сталин заботливо информировал Горького обо всех уголовно-политических процессах, проведенных на рубеже 1920–1930-х гг., добиваясь их одобрения со стороны своего адресата. Скоро придет, как выразился Горький в одном из писем к Сталину, «пора везти старые косточки на родину». На родину Горький будет собираться так долго, что за это