Философия истории во Франции - Иван Владиленович Кузин Страница 29

§ 4. Повторяемое, а не случайное как принцип исторического познания в квантитативной истории Э. К. Лабрусса

Оригинальный подход к изучению истории Эрнеста Камиля Лабрусса (1895–1988) не сразу был по достоинству оценен основателями школы «Анналов». Вначале Лабрусс занимался экономикой. И его заслуга перед исторической наукой состояла в том, что он, когда уже серьезно ею занялся, стал более активно, а со временем и успешно, продвигать идею продуктивного применения в исследовании истории статистического подхода.

Распространение такой стратегии на изучение истории вызывало ожесточенное сопротивление у историков, потому что на тот момент история воспринималась как герменевтическая наука, требующая исследования прошлого по оставленным следам с учетом контекста. Невозможность использования статистических методов объяснялась тем, что в истории с ее долговременной перспективой случайность обстоятельств доминирует над экономической жизнью.

Тем не менее Лабрусс взялся за то, чтобы продемонстрировать оправданность использования квантитативных, статических методов при изучении прошлого. Благодаря этому он показал, что существует неразрывная связь экономических фактов и их социального и политического контекста, и применение таких методов подтверждает знаменитую «броделевскую» градацию времен: в движения «большой длительности» многолетнего подъема зарплат и цен вписываются движения «средней длительности» (фазы процветания и спада, которые образуют двадцатилетние циклы) и конъюнктурные элементы (короткое время).

Основание для применения статистического метода к истории Лабрусс видел в том, что именно повторяемое имеет больше человеческой ценности, чем случайное. Поэтому в его программе и выделяются повторяемые феномены, чтобы находить в них причинно-следственные связи.

Принятию метода Лабрусса среди историков способствовал его тематический выбор: Французская революция занимала центральное место в его исследованиях. Его целью было связать события в долгосрочной перспективе, исследовать структуры в их эволюции и найти революционному разрыву времен научное объяснение.

Исследования Лабрусса с выбранной им методологией внесли значительный вклад в определение причин Французской революции, а применение его модели оказалось действенным для более чем двух поколений молодых историков.

Квинтэссенция его метода, по сути, совпадала с подзаголовком «Анналов»: «Экономики – общества – цивилизации». Это означало, что объектом новой истории, помимо изучения социальных групп и их связей, должно стать исследование взаимодействий между тремя основными уровнями человеческого бытия: экономическим, социальным и ментальным.

У Лабрусса это взаимодействие раскрывалось следующим образом:

1. Импульс к развитию чаще всего возникает в экономике и передается в сферу социального, хотя изредка наблюдается и противоположный эффект.

2. Движение обновления, как правило, приходящее из экономики, вызывает сопротивление у социального уровня бытия.

3. Далее реакция передается в ментальную сферу, где процессы «торможения» инновации наиболее сильны, поскольку ментальность среды меняется медленнее, чем сама среда. Ментальность наиболее консервативна.

Лабрусс предлагает историкам от «движений» повернуться лицом к «сопротивлениям», от инфраструктуры к суперструктуре, или, согласно марксистскому экономическому подходу, который Лабрусс защищал, от базиса к надстройке. Последовательное и совокупное изучение всех трех уровней человеческого бытия и есть Лабруссова матрица, она же – матрица «Анналов».

Лабрусс много внимания уделял рефлексии метода экспериментальной истории. Благодаря этому стало возможно изменение понятия исторического факта. Экспериментальная история предполагает его скрупулезную конструкцию. Там, где позитивистская история искала «истинный» факт, само условие провозглашаемой объективности, экспериментальная количественная история выделила факт «чистый», который: 1) позволяет конструкцию объекта – исторический факт, 2) разрешает воспроизводство себя – экспериментальный факт, 3) выделяет разыскиваемый объяснительный фактор.

В результате объединения «чистых» фактов, очищенных от шелухи случайных обстоятельств и адаптированных к объекту эксперимента, устанавливается стабильная серия, нейтрализуются все факторы, которые могут поколебать ее однородность.

Именно эта особенность «деиндивидуализации» истории дала основу для критики модели Лабрусса, когда она была уже многократно использована. Однако именно он предостерегал против опасности редукций в историческом исследовании и настаивал на тщательной контекстуализации каждой серии, проявляя гибкость в обработке источника информации, потому что цифры не говорят (или говорят плохо) без их контекста. Лабрусс подчеркивал, что качественное зависит от количественного и наоборот, что позволяет снимать довольно жесткое противостояние, которым иногда характеризуются эпистемологические дебаты о прошлом.

§ 5. Традиция как основа исторического исследования в концепции Ф. Арьеса

Филипп Арьес (1914–1984) сформировал популярный образец истории ментальностей, использующий в качестве основных источников памятники литературы и искусства.

В основе всех его научных разысканий лежал интерес к природе традиции. Исследовать традицию, согласно Арьесу, означало приблизиться к механизмам коллективной памяти, поскольку традиции держатся на стереотипах мышления, передаваемых от одного поколения к следующему через огромные промежутки времени.

Арьес изображает традиции так, словно они наслаиваются на субстрат коллективной памяти, скрытый под топографией исторической интерпретации. Традиции определяются мнемоническими местами, которые историк обязан уметь обнаружить. С точки зрения Арьеса, история может быть названа искусством памяти, искусством, являющимся способностью историка раскрыть содержащиеся в традиции воспоминания.

Стремление найти место для древних традиций в современной историографии стало его призванием как историка. И оно же привело к глубокой двойственности его исторической концепции:

1. С одной стороны, история разрушает традицию, потому что она изменяет коллективную память в направлении обслуживания интерпретации более общего характера для более широкого круга публики. В этом смысле история разрывает личные связи, благодаря которым традиция процветает.

2. С другой – значение традиционалистской концепции истории сохраняется в том смысле, что у истории есть субстанциальная сторона, которая освещает инерционную силу традиции, ее способность сопротивляться импровизации.

Можно сказать, что для Арьеса существуют две истории:

1. Одна делает прошлое универсальным и гомогенным, оставаясь в границах одного единственного образца интерпретации.

2. Другая – вносит в прошлое разнообразие и разделяет его на мириады обособленных традиций.

Арьес допускает, что в его дни история в первом значении этого слова угрожает вытеснить второе. Поэтому он понимал историческое исследование как погоню за удаляющимся горизонтом коллективной памяти. Для него прошлое всегда будет окутано тайной памяти, так как коллективная память является той средой стереотипов мышления, в которой и рождается история. В этом смысле память является основанием истории. Это внутреннее состояние сознания, из которого выводится внешняя система координат истории.

Для Арьеса движение от традиции в историю означает движение из прошлого, сохранившегося в живой памяти, к прошлому, критически оцениваемому с точки зрения хронологической концепции времени. Но при всей своей профессиональной объективности научные исследования по истории подкрепляются произвольным политическим взглядом на прошлое.

В силу этого Арьес не принимает ни левых, ни правых историков за их ограниченность, потому что исход любых дебатов между этими историками предопределен их идеологической позицией. Социальные группы изменяют память так, чтобы она соответствовала их представлениям.

Чтобы понять традиционный мир старого режима,