Философия истории во Франции - Иван Владиленович Кузин Страница 25

Цивилизации, называемые первобытными, отличаются от других не умственным устройством, но лишь тем, что никакое умственное устройство не обязано раскрывать свои ресурсы в определенный момент и использовать их так, а не иначе. Поэтому является произволом превращать историческую случайность, означающую лишь то, что она произошла в данном месте и в данное время, в доказательство, подтверждающее отныне повсеместную, всевременную востребованность эволюции.

Тем самым структурная антропология позволила увидеть историю как состоящую из множества времен, из рядов со своей собственной генеалогией и заставила признать, что если некоторые общества (те, что мы называем примитивными) – кроме исключительных обстоятельств – становятся объектом исторического анализа, то это не должно приводить к тому, чтобы располагать их до нашей истории или же выводить некую эволюцию, завершением которой будут выступать наши общества.

§ 4. Анализ традиционных и современных обществ в теориях А. Турена и М. Вевьёрки

Социологи Ален Турен (род. 1925) и Мишель Вевьёрка (род. 1946) произвели переосмысление Просвещения как исторического проекта цивилизации Нового времени (модерности), в аспекте формирования культуры многообразия.

Турену главная проблема современности видится не в том, чтобы сильнее интегрировать или ассимилировать меньшинства, а в том, чтобы предоставить всем индивидам, принадлежат ли они к большинству или к меньшинству, возможность стать самостоятельными.

На первый план выходят современные проблемы иммиграции и интеграции во Франции, которые рассматриваются как часть всемирно-исторических процессов, сформировавших цивилизацию Нового времени (модерность).

Чтобы решить эти проблемы, Турен и Вевьёрка показывают, что у проекта модерности существует две фазы:

1. «Первая модерность» при столкновении с проблемой иммиграции предлагала в условиях не аграрного, а индустриального и национального общества «производить» нового человека. Это предприятие должно было осуществляться на пути «ассимиляции».

2. В отличие от первой фазы «вторая модерность», которую как раз и продвигают Турен и Вевьёрка, отражается в политике культурного многообразия.

Здесь возникает своеобразный парадокс смешения в политике мультикультурализма одновременно и традиционализма фундаменталистского толка, и культурного релятивизма постмодерна.

С одной стороны, мультикультурализм оспаривает культурное наследие, связанное с господством одной культуры, одного языка, одной религии. В этом он отказывается от универсальных ценностей, как бы ликвидируя наследие Просвещения.

С другой стороны, многообразие является реальностью, что обнаруживается в подъеме всевозможных «партикуляризмов», находящих выражение в активно обсуждаемой тематике «возврата» к этноконфессиональной идентичности, «этническому возрождению», возрождению религиозности («реванш Бога»), что позволяет говорить о присутствии традиционализма в политике мультикультурализма.

Вевьёрка отмечает, что может показаться, будто в конфликте с универсальными ценностями модерности побеждают различные виды партикуляристского традиционализма, так как вместо прогресса обнаруживается архаизация. Однако такой «возврат» свидетельствует не столько о неудаче Просвещения, сколько о неудачном применении этого проекта.

В традиционном обществе группа во имя традиций подчиняла каждого своему диктату, и индивид неизменно оказывался простой частичкой социума. Теперь же люди хотят иметь возможность выбирать свою идентичность, в том числе принадлежность к тому или иному коллективу. Таким образом, заключает Вевьёрка, современный индивидуализм не исключает коллективизма, а напротив, питает коллективные идентичности.

Турен настаивает на совместимости и даже взаимодополняемости принципа равенства и принципа различий, оспаривая долгое время господствовавшую точку зрения, что различие предполагает приниженность одной из сторон. Действительно, принцип равенства рождался в революционной борьбе против сословной иерархии, поскольку различие как неравенство могло подразумевать отсутствие человеческих характеристик у тех, кто находился в приниженном положении.

Однако сегодня положение радикальным образом изменилось: на смену внешнему равенству при реальных различиях, что было характерно для эпохи Просвещения, приходит тенденция к реальному равенству при очевидности различий. Глобализация привела к циркуляции самых различных групп во всех частях света, упразднив влияние авторитарной концепции развития, жестко указывающей, кто является носителем модерности. Политика мультикультурализма провозглашает отказ от этой концепции, отказ от европоцентризма, отождествлявшегося с универсализмом, который ставил все другие группы в зависимость от себя. Мультикультурализм требует продолжать отстаивать различия и противостоять идее «мондиализации» (установления мирового правительства), с помощью которой под видимостью признания разнообразия культур на самом деле ведется их примитивизация.

Суть разногласий между сторонниками и противниками политики многообразия в том, что последние склонны игнорировать культурную идентичность новых иммигрантов и проблемы колониального наследия. Для них мультикультурализм допустим лишь на уровне интеграции в общество отдельных индивидов, но не групп. Основу такой интеграции составляет отказ от доминирования в государстве какого-либо социокультурного образования (в первую очередь это касается упразднения влияния религии в различных сферах общества).

Вевьёрка принимает во внимание трудности совмещения универсальных ценностей (права и разума) с политикой многообразия, но считает необходимым продолжить решать непростую задачу по включению иммиграции (т. е. групп, а не только отдельных индивидов) в национальную хронику.

§ 5. «Теория моментов» А. Лефевра и ситуационизм Г. Дебора

Французский социолог Анри Лефевр (1901–1991) констатирует, что если центральным вопросом Античности было бытие, основным вопросом модернизма – смерть Бога, то сегодня центральной проблемой является жизнь. В качестве решения данной проблемы он разрабатывает теорию моментов, в которой постарался выделить в повседневной реальности ключевые и наиболее характерные элементы, оживляющие мир.

Обратившись к изучению повседневной жизни, он охарактеризовал ее как сферу повторяемости, мелочности, угнетения и скуки. Однако повседневная жизнь прерывается мимолетными мгновениями желаний героизма, приключения, побега, мести и свободы. Подобные моменты являются мерилом качества и полноты жизни человека.

«Моменты» он определяет как преодоление отчужденности повседневной жизни. Значимость моментов в том, что в них человек устремлен достичь полной реализации собственных возможностей. Точно задокументировать подобные «моменты» невозможно, поэтому их крайне важно изучать в социальной перспективе. Момент входит не по мановению волшебной палочки в историю нашей жизни, а зреет с нашей помощью или без нее. Он строит себя, собирая свои элементы и материал, где только возможно: в удовольствии и страдании, в дружбе и одиночестве, в жизни в семейной группе и в жизни вне группы.

Вариацией концепции Лефевра стала теория ситуационизма французского философа, кинорежиссера по профессии, Ги Дебора (1931–1994). Он предложил понятие «ситуации», определявшейся как специально созданный «момент». Создание «ситуаций» представлялось Дебору своеобразной социальной игрой нового типа, поэтому он создал и возглавил организацию «ситуационистов» (с 1957 по 1972 г.), пытавшихся использовать «ситуации» как оружие классовой борьбы.

Для Лефевра жизнь не мыслится как неизменная нематериальная сущность, общая всем моментам. Жизнь – время, т. е. утверждение и отрицание, движение и изменение, избыток и недостаток, нужда и желание. Она не сводима ни к биологическому, ни к теологическому способам постижения, потому что жизнь есть праксис.

Праксис означает приход к бытию через столкновение с чем-то другим.