Я – тело, только тело. Исследование телесности, сознания и ампутированных конечностей - Мохеб Костанди Страница 36

какие этапы лежат между принятием решения о том или ином действии, формированием намерения действовать и осуществлением принятого решения, образует огромный пробел в нашем понимании. Несмотря на то что философы спорили о свободе воли на протяжении многих веков, нейробиологи подключились к дискуссии только во второй половине ХХ века, когда было проведено несколько фундаментальных исследований, принесших удивительные результаты.

В 1965 году нейрофизиолог Ганс Корнхубер из Фрайбургского университета (Германия) и его ученик Людер Деке применили электроэнцефалографию для анализа активности мозга, связанной с самостоятельным осуществлением человеком движений. Эксперимент был достаточно прост: участников усаживали на стул, прикрепляли электроды к коже головы над моторной и дополнительной моторной корой головного мозга, которые участвуют в выполнении и в планировании движений соответственно. Исследователи просили их сгибать один из пальцев правой руки, когда им это было удобно, до 500 раз в течение каждого такого сеанса, последовательно регистрируя электрическую активность, предшествовавшую этим добровольным движениям. Корнхубер и Деке назвали эту электрическую активность потенциалом готовности (нем. Bereitschaftspotential), который они определили как «электрофизиологический признак планирования, подготовки и инициирования волевых актов»10.

Почти 20 лет спустя, в 1983 году, Бенджамин Либет с коллегами повторили этот эксперимент в Калифорнийском университете в Сан-Франциско и получили очень похожие результаты. Вновь ученые просили участников эксперимента сгибать пальцы или запястье правой руки, когда те сами этого захотят. Отталкиваясь от данных, полученных Корнхубером и Деке в 1965 году, они наблюдали электрическую активность в мозге, предшествовавшую добровольным движениям участников. Однако данный эксперимент позволил продвинуться еще на шаг дальше: Либет и коллеги попросили испытуемых сообщать, в какой момент те решают выполнить каждое конкретное движение, отмечая положение стрелки, движущейся по циферблату часов. Результаты опытов показали, что потенциал готовности опережал в среднем на 350 миллисекунд не только движения участников, но и их сообщения о возникновении у них осознанного намерения эти самые движения осуществить. Это позволило Либету с коллегами сделать вывод, что «инициирование мозгом спонтанного, свободного и добровольного действия может начинаться бессознательно, то есть до того, как возникнет какое-либо (по крайней мере, поддающееся запоминанию) субъективное осознание того, что “решение” действовать уже было запущено мозгом»11.

Иначе говоря, действия, которые мы считаем добровольными, на самом деле инициируются бессознательно. Эти выводы вызвали немалый резонанс и до сих пор многими интерпретируются как означающие, что свобода воли – не более чем иллюзия. Эксперимент Либета и коллег был повторен, и его результаты были воспроизведены с применением различных других методов. Например, в работе 2008 года одна исследовательская группа использовала фМРТ для выявления активности дополнительной моторной коры и префронтальной коры, связанной с намерением нажать одну из двух кнопок, за полные 10 секунд до того, как участники сообщали о принятии решения о том, какую кнопку нажмут12. Опубликованное три года спустя, в 2011 году, исследование с использованием микроэлектродной регистрации более чем тысячи нейронов в мозге 12 пациентов с эпилепсией, находившихся в сознании в момент хирургического обследования, показало, что отдельные клетки в тех же областях мозга срабатывают за полторы секунды до того, как пациенты сообщают о принятии решения нажать указательным пальцем клавишу на ноутбуке. Более того, по активности этих клеток мозга ученые могли предсказать не только время нажатия клавиши с точностью до нескольких сотен миллисекунд, но и то, указательным пальцем какой руки пациент нажмет клавишу – левой или правой13.

Однако существуют и противоположные мнения – так, результаты исследования 2012 года показывают, что интерпретация Либетом и его коллегами полученных ими данных была неверной и что потенциал готовности вовсе не является причиной наших действий. Электрическая активность мозга сильно «шумит», она наполнена нарастающими и спадающими спонтанными флуктуациями, возникающими в результате случайного срабатывания больших дискретных популяций нейронов. При выборе между различными направлениями действий мозг взвешивает доступные ему варианты, при этом различные группы нейронов собирают информацию о каждом из возможных направлений действий. Когда одна из таких групп накапливает достаточное количество информации, уровень ее активности преодолевает определенный порог, и тогда подаются команды на совершение движений, связанных с данным конкретным направлением действий. Таким образом, потенциал готовности является не столько нейронным признаком бессознательной инициации волевого движения, сколько выражением предпочтения мозгом какого-либо одного направления действий из всех доступных ему в конкретный момент времени14.

Модели действия

Планирование и выполнение движений – фундаментальные функции мозга, которым посвящена значительная часть коры головного мозга. Способность с высокой точностью контролировать свои движения необходима во многих аспектах повседневной жизни – от ориентации в сложной обстановке до доставания и хватания предметов, освоения новых навыков. Мы обычно относимся к этой способности как к чему-то само собой разумеющемуся, вероятно, потому, что многие движения выполняем без усилий, не задумываясь, или, по крайней мере, не размышляя о них сознательно. Только при нарушении механизмов работы мозга мы понимаем, насколько сложны процессы, необходимые для выполнения движений.

Неврологи разрабатывают теорию волевых действий уже не менее ста лет, в том числе для того, чтобы найти объяснение группе двигательных расстройств, объединенных под общим названием апраксия, которые обычно возникают в результате черепно-мозговых травм или заболеваний мозга. Пациенты с апраксией не в состоянии выполнять простые движения; зачастую у них отсутствует способность правильно обращаться с предметами, они не могут выполнять соответствующие движения в ответ на произнесенные инструкции, не могут имитировать движения, которые наблюдают. Эти симптомы иногда сопровождаются дефектами речи, описанными Джоном Хьюлингсом Джексоном в 1861 году.

В некоторых случаях дефектов речи пациент, по-видимому, утрачивает способность делать все, что ему говорят, даже с помощью тех мышц, которые не парализованы. Так, пациент не может высунуть язык, когда мы его просим, хотя он хорошо использует его в полупроизвольных действиях, например при приеме пищи и глотании. Он не состроит конкретную гримасу, даже если мы скорчим ее, чтобы он сымитировал. В его мышцах и в центрах координации мышечных групп присутствует сила, но он – весь человек, или его «воля», – не может привести их в движение. […] В ряде случаев пациенты не могут сделать такую простую вещь, как движение рукой (имеется в виду непарализованная рука), когда их об этом просят. […] Пациент с нарушением речи, который не может высунуть язык по просьбе, иногда фактически засовывает пальцы в рот, как бы помогая его вытащить; и все же нередко, как только мы устаем его упрашивать, он облизывает им губы15.

С точки зрения немецкого невролога и психиатра Хуго Карла Липмана, апраксия представляла собой неспособность планировать движения. В первой работе Липмана на эту тему, опубликованной в 1900 году, описывался 48-летний