Почему психоз не безумие. Рекомендации для специалистов, пациентов и их родных - Стейн Ванхеле Страница 29

которые испытывают такие люди, как Марио и Шребер, важно учитывать, что эти впечатления основаны на определенном визуальном языке. Этот язык превращает невероятные мысли в кинематографическую последовательность событий. Темы, которые не могут быть интегрированы в символические структуры, становятся осязаемыми событиями, вплетенными в повседневную реальность, а внутренний зритель не может с уверенностью сказать, что правда, а что – плод его воображения. Кроме того, как уже упоминалось ранее, крайне важно помнить, что психотические переживания проистекают из основ, заложенных в первичном мыслительном процессе. Этот тип мышления игнорирует контекст, логическую последовательность и эмпирическую реальность. В результате он беспорядочно скачет с одного события на другое, связывая их исключительно на основе повторяющихся тем и шаблонов. Следствием этой ассоциативной трансформации становится то, что следовать рациональному ходу мыслей почти невозможно. Воспоминания, фантазии и мысли настолько переплетаются с повседневными событиями, что кажется, будто мир сошел с ума.

Основная трудность, связанная с подобными аллюзиями, заключается в том, что они дают ответы на вопросы, которые никто не задавал. Чтобы задать вопрос в любой конкретной ситуации, необходима символическая система отсчета. Только тогда можно представить ситуацию в надлежащей перспективе при помощи вторичного мыслительного процесса. Однако у человека, страдающего от психоза, отсутствует ориентир, который помог бы ему оценивать ситуацию на расстоянии. В результате наводящие на размышления сигналы, которые содержатся в странных переживаниях, трудно интерпретировать и соотнести с контекстом. Напротив, психотические переживания часто больше похожи на предсказания оракула: загадки, которые создают впечатление скрытой истины, ожидающей, что ее откроют.

Очевидно, что сигналы, возникающие при психозе, как правило, не проясняют устройство мира и не дают полного представления о сверхъестественных событиях и силах. Истина, открывающаяся через бред или галлюцинации, «раскрывает» суть предметов, которые беспокоят пациентов. Они наглядно демонстрируют экзистенциальные проблемы и сложности, с которыми им приходится сталкиваться.

Из этого мы можем сделать вывод, что содержание психотических переживаний в высшей степени актуально. Порой я слышу, как профессионалы утверждают обратное и настаивают на том, что в моменты острого психоза мозг настолько сбит с толку и дезориентирован, что слушать истории, которые он выдает в этом состоянии, просто бессмысленно. Более того, они утверждают, что, уделяя внимание психозу, мы лишь усугубляем его течение. Однако это предположение неверно. Следить за рассказами человека, который находится в состоянии острого психоза, может быть сложно из-за преобладания ассоциаций первичного мыслительного процесса и мыслей, которые принимают форму конкретных событий. Тем не менее в такой грубой и неподдельной манере люди выражают то, что их беспокоит. Именно по этой причине нам нужно научиться распознавать и интерпретировать бред и галлюцинации как намеки. Судя по всему, они указывают на проблемы, которые человек пытается выразить при помощи слов и историй. Упускать возможности, которые открывает перед нами такого рода кризис, было бы непростительным грехом.

Учимся слушать психотические переживания

Во время психотических приступов невообразимое становится реальностью, что приводит к дезориентации. Внезапно из ниоткуда к вам обращается бесплотный голос. Или вы чувствуете, что за вами наблюдают, но поблизости никого нет. Люди, полностью поглощенные психотическими переживаниями, вскоре теряют ориентацию. Некоторые даже чувствуют себя физически больными из-за «внешних» вмешательств. Навязчивые психотические переживания и вовсе могут вызвать у человека серьезные сомнения по поводу того, жив ли он. Другие видят себя в первую очередь жертвами. У них возникают трудности с системой или каким-то ведомством, которые им угрожают.

Зрители, наблюдающие за этими событиями, порой тоже бывают шокированы. Словесный ряд настолько запутан, что за ним невозможно уследить, а бредовые рассуждения слишком сюрреалистичны, чтобы их можно было понять. Здравый смысл исчезает, и это создает дистанцию. Именно на этом этапе медицинские работники слишком часто опускают руки. Мышление, основанное на первичном процессе, трудно совместить с логическими рассуждениями, в основе которых лежит планирование – то, что медицинские работники любят ставить во главу угла. Многие из них не научились быть открытыми для загадок и необузданных скачков мысли, которые характерны для психозов. Они не готовы помогать другим людям нести бремя тяжелых переживаний и считают, что те, кого они лечат, должны ясно выражать то, что их беспокоит.

Хенрикус Рюмке[29], нидерландский психиатр, живший и работавший в середине XX века, разделял это ошибочное мнение и даже разработал критерий для диагностики психоза. Критерий, который, к сожалению, имел ряд негативных последствий. Отправной точкой для Рюмке стало особое видение коммуникации, основанное на вере в то, что контакт должен быть взаимным. Обычно комментарии одного собеседника вызывают образы и мысли у другого и наоборот. Такой диалог побуждает людей реагировать друг на друга. По словам Рюмке, психоз разрушает эту модель взаимодействия. Психотические переживания слишком разнятся, чтобы ими можно было поделиться с другими в обычной манере, в результате чего контакту между собеседниками не хватает глубины.

Рюмке верил, что профессионалы могут такое почувствовать. Приводя в пример раннее слабоумие, он утверждал, что профессионалы испытывают своего рода «раннее ощущение» при контакте с психотическими пациентами. А это означает, что они интуитивно ощущают психоз как препятствие для разговора59.

И как же может быть иначе? Если человек не в состоянии найти адекватные слова, чтобы описать то, что нарушает его восприятие реальности, и в то же время оказывается в центре всевозможных странных явлений, поиск глубокого взаимопонимания простым не будет. Проблема рассуждений Рюмке заключается в том, что он, вероятно, рассматривал этот спонтанно возникающий барьер как финал. Судя по всему, он считал, что если желаемый результат не может быть достигнут во время контакта определенным образом, то его невозможно достичь в принципе.

Вероятно, Рюмке мыслил строго в рамках правил и был убежден, что люди должны излагать свои переживания в виде историй, ход которых можно, пускай и с трудом, но отследить. Когда пациент рассказывает о своих трудностях ясным и понятным языком, проблемы проясняются, и слушатель-профессионал может составить ясную картину. Но можно ли считать ясность подходящим критерием? Бессмысленность существования означает, что многие вопросы неизбежно содержат в себе нечто непонятное.

Возможно, было бы лучше, если бы Рюмке проявлял больше интереса к творцам своего времени, таким как Рене Магритт и Сальвадор Дали или Джеймс Джойс и Роберт Музиль[30]. Они вышли за рамки идеи о том, что рациональность и ясность имеют решающее значение для того, чтобы объяснить людей и мир. Парадоксы, недоразумения, контрасты и странные смысловые ассоциации – все это играет гораздо более важную роль в жизни человека, чем хотелось бы логическому мышлению. Тот, кто помнит об этом, может более непредвзято подходить к психотическим