Воля Неба и судьба человека. Труды и переводы - Лариса Евгеньевна Померанцева Страница 67

–Предположим, кто-то скажет вану: «Моей силы достаточно, чтобы поднять сто цзюней, но недостаточно, чтобы поднять одно перо; зрения достаточно, чтобы разглядеть кончик осенней паутинки, но недостаточно, чтобы видеть воз с хворостом». Ван может допустить такое?

– Нет.

–В нашем же случае любви достало даже на животных, почему же добрые дела не достигают народа? Если так, то значит тот, кто не может поднять одно перо, просто не прикладывает усилий; кто не видит воза с хворостом, тот не смотрит; если народ не чувствует заботы, то значит милость не проявлена. Поэтому ван не правит как должно не потому, что не может, а просто не делает этого.

– Какая разница между тем, кто не делает, и тем, кто не может?

–Если дать кому-нибудь под мышку гору Тайшань и велеть перенести ее через Бэйхай[460], а он говорит, что он этого не может, то он действительно не может; если взрослого человека попросить переломить ветку, а он говорит: «Я не могу»,– это значит, что он не пытается делать, а не то, что не может. Поэтому, когда ван не правит как должно, относится не к случаю, когда гору Тайшань надо под мышкой перенести через Бэйхай, а к случаю с ветками.

3.6. Мэнцзы сказал: «Все люди обладают состраданием. Прежние ваны, обладая состраданием, были и в управлении сострадательны. Если, обладая состраданием, управлять сострадая, править Поднебесной будет так же легко, как катать шарик на ладони. Ведь все люди обладают состраданием – каждый, увидев, что ребенок сейчас упадет в колодец, испытывает чувство страха и острой жалости не потому, что тем он может вызвать дружбу родителей ребенка, не потому, что может приобрести славу среди друзей в селении, и не потому, что ему неприятен крик ребенка, и тому подобное. Отсюда заключаем, что кто не обладает чувством жалости, не человек; кто не имеет совести, не человек; кто не обладает уступчивостью, не человек; кто не чувствует, где правда, а где ложь, не человек. Чувство жалости есть высшее выражение „жэнь“; совесть есть высшее выражение справедливости; уступчивость есть высшее выражение ритуала; чувство правды и лжи есть высшее выражение ума. Обладание этими четырьмя высшими [чувствами] так же [естественно], как обладание четырьмя конечностями. Когда обладающий этими четырьмя [чувствами] говорит себе, что он не способен, он обкрадывает самого себя; когда он говорит о своей неспособности господину, он обкрадывает своего господина. Тот, кто обладает этими четырьмя высшими [чувствами], знает, что они требуют выхода и простора, как разгорающийся огонь, как разливающийся источник. Если дать им этот простор, их будет достаточно, чтобы хранить пространство меж четырех морей; если нет, то их будет недостаточно даже для служения родителям».

6.2. Цзин Чунь сказал: «Гунсунь Ян, Чжан И[461] – разве не великие мужи? Стоит им разгневаться, и чжухоу охватывает страх; они спокойны, и Поднебесная утихает». Мэнцзы ответил: «Откуда им быть великими мужами? Ты разве не знаешь ритуала? Когда мужчина надевает шапку[462], то его наставляет отец; когда женщина выходит замуж, ее наставляет мать; она провожает ее до ворот и, наставляя, говорит: „Придешь в новый дом, будь почтительна, будь осмотрительна, будь покорна мужу!“ Послушание – это дао женщины. Жить в просторном храме Поднебесной, занимать истинное место в Поднебесной, осуществлять великое дао Поднебесной; удастся достигнуть желаемого – идти вместе со всеми, не удастся – одному идти по своему пути; богатство и знатность его не волнуют, бедность и незнатность не меняют; ни угрозой, ни силой его не согнуть – вот кто называется великим мужем Поднебесной!»

7.27. Мэнцзы сказал: «Сущность „жэнь“ – в служении родичам; сущность долга – в покорности старшим; сущность мудрости – в знании этих двух начал и в неотступлении от них; сущность ритуала – во внесении меры и украшения в эти два начала; сущность музыки – в наслаждении этими двумя началами. Когда приходит наслаждение, рождается радость; рождается, и ее не остановить; не остановить, и непроизвольно ноги начинают притоптывать, а руки делать танцевальные движения».

«Книга песен»[463]

«Книга песен» («Шицзин») представляет собой собрание произведений песенно-поэтического творчества китайцев приблизительно с XI по VI в. до н. э. Сохранность материала была обеспечена тем, что уже в начале I тыс. до н. э. в древних школах юношей наряду со стрельбой из лука и управлением колесницей учили песням. Устное предание отобрало и передавало из поколения в поколение определенный свод, продолжавший составлять основу образования и в развитом классовом обществе. В песнях был закреплен исторический, нравственный, эстетический, религиозный и художественный опыт коллектива, приобретенный за тысячелетия предшествующего развития. Конфуций (VI–V вв. до н. э.) дал песням такую характеристику: «Песни развивают воображение, учат наблюдательности, объединяют людей, воспитывают [справедливый] гнев, наставляют в служении как отцу, так и господину, сообщают много сведений о птицах и зверях, деревьях и травах» (XVII, 9). Конфуций и его последователи использовали песни для проповеди своего учения. С этой целью свод был соответствующим образом обработан, каждая песня обросла комментарием, толкующим ее содержание в духе конфуцианского учения, а весь свод превратился в иллюстрацию конфуцианских положений. Окончательная запись одного из списков была произведена во II в. до н. э., когда конфуцианство было объявлено «официальной идеологией». Наряду с другими сводами «Книга песен» вошла в «Пятикнижие» – основу конфуцианского учения и в составе канона дошла до нашего времени.

По справедливому замечанию академика Н.И. Конрада, материал, представленный в «Книге песен», «отражает процесс развития древней китайской поэзии: ее зарождение и широкое развитие в народной песне, постепенное созревание на этой основе литературной поэзии и в конечном счете обособление этой литературной поэзии в самостоятельную линию поэтического творчества». Простейшая трудовая песня, все содержание которой заключено в названии повторяющегося действия; песни – заклинания тотемов; календарно-обрядовая поэзия древнего типа; круг песен, примыкающий к свадебной и похоронной обрядности; эпические песни – среди них мифические, героические, исторические; культовые гимны; наконец, лирика с разработанной системой художественных средств и политическая дидактика, представляющая собой плод анонимных, но уже ощутимо присутствующих авторов, – такова «Книга песен».

Произведения, составляющие свод, типичны для синкретического искусства. Все они исполнялись под музыкальный аккомпанемент, пелись и плясались одновременно, так что наш перевод ши словом «песня» достаточно условен. В первом китайском трактате по поэтике, получившем название «Большое предисловие к „Книге песен“» (IIв. до н.э.), говорится: «Ши рождаются душевным волнением. В сердце – это душевное волнение, облеченное в слова – ши. Чувства возникают внутри, а форму обретают в словах. Слов не хватает – вздыхают, вздохов не