Третий Рим. 500 лет русской имперской идеи - Илья Сергеевич Вевюрко Страница 8

богословское понятие – мистическое человечество, «новое творение», «тело Христово». Только в этом значении данное слово имеет смысл писать с заглавной буквы. В Символе веры эта Церковь – предмет вероучения: она есть пространство духовного опыта, который верующие разделяют друг с другом, так что человеку, не верующему в Церковь, остается верить лишь в самого себя. Во-вторых, в узком смысле слова «церковь» означает церковное управление, иерархию, клир, а в юридических документах средневековья – всех «божьих людей», подлежавших епископскому суду и находившихся на церковном обеспечении. Функция управления состоит в сохранении самотождественности церкви на протяжении ее истории, возможности считать ее «той самой церковью», которая основана Христом и распространилась по миру через апостолов, что особенно важно, когда во главу угла поставлено таинство, потому что в таинстве имеется объективная сторона: его нельзя «сыграть» для себя, оно либо принимается по преемству от источника, либо отвергается вовсе и заменяется символизацией. Епископ, что по-гречески означает «блюститель», должен прежде всего следить за чистотой вероучения, для этого ему вверена власть, помимо чисто ритуальных полномочий [22]. В-третьих, в широком смысле церковь – конкретная община, весь верующий народ [23], согласно посланию восточных патриархов 1843 года ответственный за хранение церковного предания [24]. Греческое слово «экклесия», которое и было переведено на славянский как «церковь», означает буквально «собрание». В-четвертых, словом «церковь» называется также здание, в котором иерархия и народ собираются для молитвы и решения церковных дел.

Все эти смыслы можно свести воедино, и они действительно едины в христианском сознании. «Что же такое есть Церковь? – спрашивает святой Ипполит Римский. – Собрание святых, в правде живущих; единомыслие, которое есть путь святых ко общению… духовный храм, насажденный на Христе» (Толкования на Даниила 17). Для тех, которые собираются на совместную молитву, все «тело Христово» присутствует в том месте, где они собрались, потому что присутствует абсолютный центр, «камень, положенный во главу угла». В любом алтаре имеется место и для епископа, который, как наследник апостолов, делегирует иереям их полномочия. Народ, в древности участвовавший в избрании духовенства – память о чем сохранилась в пении «аксиос» [25], – своим согласием избирает себе «предстоятелей», то есть стоящих впереди от его лица; они же в случае гонений оказываются первыми жертвами. Если символически, в своих облачениях и литургических движениях, священнослужитель представляет Христа, то в молитве он представляет общину, от лица всего народа говорит «мы». Он в то же время есть и «святитель», то есть передающий освящение по преемству. Соединение смыслов, о которых мы говорим, позволяет понять способ выражения Филофея о престолах «святыа вселенскиа апостолскиа церкве, иже вместо римской и костянтинополской, иже есть в богоспасном граде Москве святого и славнаго Успения пречистыя Богородица, иже едина во вселеннеи паче солнца светится».

Церковь соборная святых апостол. Житийная миниатюра XV века

Попробуем понять, почему Филофей упоминает именно Успенский собор Московского Кремля, как бы отождествляя отдельное церковное здание со всей Вселенской церковью. Ответ будет связан, конечно, с положением главного храма столицы как митрополичьей кафедры, места рукоположения и общего собрания епископов с церковным народом, центра управления поместной русской церковью и центра притяжения для других поместных православных церквей, в разное время обращавшихся на Русь за поддержкой. Всенародное собрание в Успенском соборе перед Владимирской иконой величественно изображается в стихире авторства царя Иоанна (Грозного): «Твое славят заступление архиереи и священицы, царие и князи, иноки же и причетницы, и все народное множество, со женами и младенцы; о святей иконе Твоей хвалящеся, припадают велможи с воинствы рускими»…

Соборный храм обычно возводился как наглядный образ невидимой соборной Церкви, а поскольку в пределе Церковь – это весь мир (Колоссянам 1:16–19), как и «Рим – весь мир» по словам приводимого в Филофеевом послании толкователя апостола Павла, здание храма тоже символически обозначало мир в его пространственном и временном измерении: на востоке приподнятый алтарь – «земное небо», рай; на западной стене – Страшный суд; по периметру вся священная история, на столпах и в нишах святые воины, мученики, бессребренники, девы, цари и царицы; вверху небесный свод, ангельский чин в росписи световых барабанов и парящий над всем лик Божий. Посвящение таких пространственных икон Софии-Премудрости, то есть ипостаси Слова, коим «создана быша всяческая, яже на небеси и яже на земли, видимая и невидимая» (Колоссянам 1:16), не вызывает недоумения. Самые известные примеры – в Константинополе, Киеве, Новгороде. Премудрость – это и Церковь, по апостолу: «Да скажется ныне началом и властем на небесных Церковию многоразличная премудрость Божия» (Ефесянам 3:10).

Праздник Успения Божией Матери содержит свою особую экклесиологическую коннотацию. Это день собрания рассеянной церкви воедино, когда «собор ученик и божественных апостол собрася погребсти богоприятное тело eдиныя Богоматере». Согласно традиции праздника, в этот день апостолы были чудесным образом перенесены на Сион, где жила последние годы Божия Матерь, из разных стран, в которых они проповедовали. «От конец [земли] стекошася апостолов лучшии, богоначальным мановением». Посвящение соборного храма Успению символически делало его центром Церкви, отождествляло с Гефсиманией и Сионской горницей. Когда символизм дополнялся общецерковным соборным статусом храма, в котором собирались епископы и митрополит, отождествление становилось буквальным. По той же логике вселенский патриархат восточной Римской империи представлялся «великой церковью» Софии Константинопольской, а римский патриархат – «святым престолом» Петра.

Путешествие идеи Церкви во времени и пространстве примечательно и важно для нас. Его можно поверхностно проследить даже по куполам. После непревзойденного в своей гармонии купола Святой Софии великий Микеланджело по новому слову техники создает непревзойденный в своем объеме купол собора Святого Петра. И дальше начинается соревнование, выражающееся в подражании либо копировании: соборы Святого Павла в Лондоне, Святой Женевьевы в Париже, где не умирала идея национальной «галликанской» церкви, собор Казанской иконы Божией Матери в Санкт-Петербурге, Исаакиевский собор, храм Христа Спасителя, и даже американский Капитолий, увенчанный статуей Свободы, – все эти здания соревнуются за выражение вселенской соборной идеи. Трудно сказать с полной уверенностью, где и когда эта гигантомания куполов начала выражать собою возможности светской власти во всеоружии ее технической оснащенности преимущественно перед широтой церковного космоса. Но, возвращаясь к Успенскому собору, отметим, что в соревновании он еще не участвует, а только воспроизводит в новой форме Успенский собор старой столицы, Владимира, тем самым протягивая преемственность до самого Киева, из которого во Владимир перешла кафедра.

Образ Премудрости над апсидой Успенского собора в Москве.

Фото автора

Визуально римская тема не присуща Успенскому собору,