Третий Рим. 500 лет русской имперской идеи - Илья Сергеевич Вевюрко Страница 9

но это вовсе не то обстоятельство, которое смутило бы инока Филофея. Соревнование объемов и подражательность форм все-таки больше явление Нового времени, хотя оно и началось немного из затакта строительством собора Святого Петра, которое по сколь несчастному, столь же и закономерному сцеплению причин и следствий сделалось одним из предлогов к Реформации. А в Успенском соборе, как в послании Филофея, «Рим – весь мир» присутствует в простой идее пространства, и здесь уместно будет окончательно развить и закрепить наше понимание того, что же представлял собой Рим для старца Елеазарова монастыря.

В отношении к светскому Риму, в эпоху апостолов, иудеи были враждебны. Дело не в угнетении восточной провинции непомерными налогами, как обычно думают. Социальное недовольство само по себе имело место, как и в других частях империи, но враждебность шла от образованных кругов, которые готовы были терпеть власть империи достаточно долго, понимали ее умиротворяющую сущность и трезво расценивали несокрушимую мощь. Империя в их глазах была временным препятствием для имевшей взойти в будущем звезды нового, уже окончательного мирового господства: «Восходит звезда от Иакова и восстает жезл от Израиля, и разит князей Моава и сокрушает всех сынов Сифовых» (Чисел 24:17). Они готовы были терпеть; со временем появилось даже поверье, засвидетельствованное авторитетным каталонским раввином XIII века, что «Мессия пробудет в Риме до тех пор, пока не разрушит его, как это было с нашим учителем Моисеем, который вырос во дворце фараона, а затем расправился с ним и потопил весь его народ в море» (Диспут Нахманида 41). После того как разразилась Иудейская война (66–73 годы), стоившая им немалых жертв и усилий, римляне так ничего и не поняли в ее духовных причинах, о которых они кое-что слышали: «На Востоке распространено было давнее и твердое убеждение, что судьбой назначено в эту пору выходцам из Иудеи завладеть миром. События показали, что относилось это к римскому императору; но иудеи, приняв предсказание на свой счет, возмутились, убили наместника, обратили в бегство даже консульского легата, явившегося из Сирии с подкреплениями, и отбили у него орла» (Светоний. Божественный Веспасиан 4; ср. Тацит. История V. 13).

Апостолы относились к Вечному городу не столь пристрастно. С одной стороны, для них это был центр всемирного разврата, который подлежал гибели вместе со всем «веком сим», новый Вавилон (1 Петра 5:13). С другой стороны, противостояние с «мирским градом» (как позднее определит святой Августин) вышло на новый, духовный уровень. Будущее царство понималось мистически и экстерриториально, как принцип, а не как город, и принцип этот – «скиния Божия с человеки» (Откровение 21:3) – уже жил в таинствах Церкви, в каждом месте, где совершалось благословение хлеба и чаши. Отсюда симпатия к Риму «апостола язычников» Павла: сам пользуясь правами римского гражданина для нужд своей проповеди, он передает своим ученикам в македонский город Филиппы приветствие «от святых из кесарева дома» (Филиппийцам 4:22), требует от иерусалимлян отослать себя самого на суд кесаря, считая, что ему «подобает и Рим видети» (Деяния 19:21). Желание Павла видеть Рим связано не с любознательностью: как замечают исследователи книги Деяний, весь ее сюжет выстроен в направлении этой последней остановки странствия апостола язычников. Святой Лука не поскупился на выразительные средства, описывая превратности морского путешествия на этом последнем отрезке пути, словно в борении с морем хотел предсказать укрощение самой империи (Деяния 27). Павел, встреченный в Риме общиной христиан, жил там в ожидании суда «целых два года на своем иждивении и принимал всех, приходивших к нему, проповедуя Царствие Божие и уча о Господе Иисусе Христе со всяким дерзновением невозбранно» (Деяния 28:30–31). Так, хотя обозначение срока в два года указывает на конец этой истории – Павел был обезглавлен, – финал книги Деяний звучит победоносно и радостно.

В христианах первых веков жила уверенность в обращении некоего, известного только Богу «полного числа язычников» (Римлянам 11:25), причем оно достаточно велико, так как Бог – не Бог иудеев только, но всех народов (Римлянам 3:29). «От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас» (Деяния 17:26–27). Некогда, до нашей эры, «всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать» (Римлянам 11:32), и в конце этого времени Христос, умерев на кресте, «находящимся в темнице духам, сойдя, проповедал, некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению» (1 Петра 3:19–20). Теперь же Отец «повелевает людям всем повсюду покаяться, ибо Он назначил день, в который будет праведно судить вселенную, посредством предопределенного Им Мужа, подав удостоверение всем, воскресив Его из мертвых» (Деяния 17:30–31). Такова вкратце суть апостольской проповеди, в связи со всеохватностью, всечеловечностью которой христиане должны были возносить молитвы за империю: «за царя и за всех, иже во власти суть, да тихое и безмолвное житие поживем во всяцем благочестии и чистоте» (1 Тимофею 2:2).

Гонения не поколебали этого настроения. С одной стороны, верующие спокойно относились к периодически обрушивавшейся на них имперской мощи, зная о ее роковой уязвимости – конечности, которая делает ее, в конце концов, слабой и ничтожной даже перед одной человеческой душой, имеющей вечную жизнь. С другой стороны, желание прекращения искушения и забота о слабых, находящихся на грани отречения, естественны, поэтому гонения вызывали у некоторых также праведное негодование и апокалипсические предчувствия. Несмотря на это, Рим не отождествлялся с царством антихриста, как мы видим на примере одного из первых толкователей, жившего еще в эпоху гонений, святого Ипполита Римского. Сам будущий мученик, в своих толкованиях он исходил из принципа согласованности пророчеств. Ипполит видел и по книге Даниила, и по Откровению Иоанна, что империи надлежит сначала распасться, прежде чем антихрист на пепле разоренной своими любовниками Вавилонской блудницы создаст мировую теократическую монархию (Откровение 17:16–17). Поэтому сначала разделенные части некогда единого Рима «превратятся в демократические царства, и десять рогов зверя разделятся на десять царств», а уже среди них появится «рог совершенно отдельный, малый, возрастающий – это антихрист» (Ипполит. О Христе и антихристе 27–28). Таким образом святой Ипполит, не испытывая никакой симпатии к Риму, все же невольно, по логике вещей, придает ему характер силы, которая объективно противится приходу антихриста инерцией своей собственной исторической судьбы.

Здесь возникает вопрос об «удерживающем», которого упоминает апостол Павел в своем эсхатологическом послании: «Тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь.