Турецкие войны России. Царская армия и балканские народы в XIX столетии - Виктор Валентинович Таки Страница 50

Несмотря на пламенный болгарский патриотизм Кишельского, не все его соплеменники в России разделяли его замыслы. Так, управляющий Южнославянским пантеоном в Николаеве Тодор Минков писал, что любой познакомившийся с проектами Кишельского «подумает, что они написаны в доме умалишенных»[609]. В конце концов планы Кишельского были нарушены М. Г. Черняевым, другим отставным русским генералом, который отправился Сербию командовать (правда, безуспешно) сербской армией в Сербо-османской войне 1876 года[610].

Черняев представлял собой характерный пример генерала-авантюриста, чей захват Ташкента в 1865 году ознаменовал русское завоевание Средней Азии[611]. Снятый со своего поста в Ташкенте в 1866 году, Черняев временно вышел в отставку и стал редактором «Русского мира», в котором Фадеев опубликовал свою критику военной реформы Милютина. Установив связи с И. С. Аксаковым и московскими панславистами, Черняев стал горячим сторонником славянского дела во время Восточного кризиса и в июне 1876 года принял предложение сербского князя Милана возглавить сербскую армию[612]. По свидетельству враждебно настроенного к Черняеву Милютина, замысел Кишельского пал жертвой его личных амбиций. Черняев увидел в задумке Кишельского создать болгарское ополчение способ стать болгарским господарем. Однако Черняев якобы сделал все, чтобы похоронить этот проект, как только узнал, что болгарские предводители предлагали командование Фадееву, бывшему единомышленнику, превратившемуся в конкурента[613].

Разругавшись с Черняевым и не видя перспектив повлиять на внутреннюю или внешнюю политику России, Фадеев в 1875 году отправился в Египет, где стал советником хедива в надежде, что последний рано или поздно восстанет против Порты. С началом Восточного кризиса Фадеев вернулся в Россию, снова активно влился в славянское дело и попытался повлиять на российскую внешнюю политику в серии записок. В одной из них, поданной товарищу министра иностранных дел К. Ф. Гирсу в мае 1876 года, Фадеев сформулировал оптимальную, с его точки зрения, стратегию действий в Восточном вопросе. Как и многие его современники, Фадеев полагал, что упадок Османской империи необратим, указывая на недавний дворцовый переворот, в результате которого Абдул-Азиза I сменил Мурад V, а также безнадежное положение османских финансов и слабость армии. По мнению Фадеева, мусульмане, бывшие политически господствующим элементом в Европейской Турции, составляли все более малочисленную и самую бедную часть населения, которая «давно уже распродала свои пистолеты и ятаганы за хлеб насущный». Мусульманское население Малой Азии было также чрезвычайно обременено налогами, истощено воинскими наборами, а потому «не пошевелит добровольно и пальцем, не даст и полушки для поддержания турецкого владычества в Европе». Внутренняя тенденция Оманской империи очевидно сменилась с центростремительной на центробежную:

На юге многочисленный арабский народ рвется из-под ига и устами главных своих шейхов предлагает хедиву поднять арабское знамя. На севере полутора миллиону мусульман (не считая нейтральных албанцев) приходится сдерживать десять миллионов христиан. В середине мало-азийские турки желают только одного – избавления от ненавистной привилегии – нести всю тяжесть военной службы на своих плечах для поддержания разноплеменного государства, к участи которого они совершенно равнодушны[614].

В то время как европейские державы «имеют и могут иметь дело только с Портою», одна Россия, по мнению Фадеева, состояла «в тесной связи c внутренними, живыми силами империи, с отдельными ея народностями, совокупность которых теперь видимо могущественнее официальной Турции». В этих условиях главный интерес России заключался в предотвращении вмешательства европейской дипломатии в «турецкую смуту». Принимая во внимание преимущество России перед другими державами, политика невмешательства фактически исключила бы всех кроме России из решения Восточного вопроса[615]. Фадеев советовал поощрять антиосманское восстание греков Эпира, Фессалии и Западной Македонии, которые «слишком развлекут турок, чтобы они могли при постоянно возрастающем недочете войска, оказать очень продолжительное сопротивление регулярным силам Сербии, Черногории, и Греции»[616]. Тем временем Россия должна была подталкивать хедива к «мысли создания арабского царства» и «низвержени[я] светского господства султана», чему могла способствовать «русская партия», которую Фадеев якобы создал в Египте.

По мнению Фадеева, беспрепятственный доступ к южным морям должен был стать главной целью русской политики в Восточном вопросе, поскольку большая часть населения России проживала в южной части страны (между Окой и Черным морем). С точки зрения русского панславизма присутствие России в Дарданеллах было тем более необходимым, поскольку держава, контролировавшая проливы, «повлияет также прямо на судьбу, на весь склад, на все внутренние и внешние отношения племен, выбившихся из-под турецкаго ига»[617]. В отличие от своего «Мнения о Восточном вопросе», Фадеев на этот раз утверждал, что контроль над Дарданеллами стоил того, чтобы «безопасно предоставить [Австрии] право устроить пограничные турецкие области по желанию». При этом захочет Австрия «разбить ли их на мелкие владения, взять ли некоторые из них, до сих пор еще не сводныя, под свое верховенство, или даже прямую власть, если позволит Венгрия; нам это все равно. Чем сильнее станет чувствоваться гнет Австрии в этих странах, тем лучше будет для нас в самом ближайшем будущем»[618]. Такой вариант не задевал бы интересов Германии, с которой Фадеев предлагал заключить союз для того, чтобы воспрепятствовать формированию антирусской коалиции[619]. Дополненный по возможности русско-французским соглашением, которое признавало бы французские интересы в Средиземноморье, русско-германский союз оставил бы Великобританию без союзника на Европейском континенте, после чего России надо было лишь «двинуть турецких христиан на всеобщее восстание» и захватить Дарданеллы[620].

В то время как проекты Кишельского представлялись безумными более трезвомыслящим из его болгарских соплеменников, предложения Фадеева сходным образом были оценены Милютиным. Военный министр считал Фадеева «болтуном и интриганом», несомненно ввиду критических высказываний последнего по поводу военной реформы[621]. Милютин писал о предлагавшемся Фадеевым русском десанте для захвата черноморских проливов на виду у британского флота в Безикской бухте как о «химерическом предположении похожем на бред больного»[622]. Военный министр также не счел убедительной мысль о том, что египетский хедив мог стать союзником славян в их борьбе с Портой. В то же время Милютин с удивлением отмечал, что проект Фадеева был выслушан царем «с некоторым сочувствием», что несомненно поощрило панславистски настроенного генерала и далее продвигать свой способ разрешения Восточного вопроса.

В октябре 1876 года Фадеев направил начальнику Главного штаба Ф. Л. Гейдену еще одну записку, в которой