Рассказы о временах Меровингов - Огюстен Тьерри Страница 5

В этом произведении, единственное достоинство которого заключается в том, что оно есть последний и слабый отблеск римского остроумия, Венера и Амур, два неизбежные лица всякой эпиталамы, являются с своей принадлежностью стрел, факелов и роз. Амур поражает стрелой прямо в сердце короля Сигеберта и спешит поведать своей матери это великое торжество. «Мать, – говорит он, – я кончил битву!» Тогда богиня и сын ее летят по воздуху в град Мец, вступают во дворец и убирают цветами брачную комнату. Тут возникает между ними спор о достоинстве обоих супругов; Амур стоит за Сигеберта, которого называет новым Ахиллом, а Венера отдает предпочтение Брунгильде, изображая ее следующим образом:

«О дева! Удивление мое и обожание супруга! Брунгильда, ты светлее и блистательней эфирной лампады! Игра алмазов уступает блеску лица твоего; ты – другая Венера, и приданое твое владычество красоты. Ни одна из нереид, плавающих в морях иберийских, в источниках Океана, не может с тобой сравниться; нет Напеи прекраснее тебя, и нимфы речные склоняются перед тобою! Млечная белизна и ярчайший багрянец – цвет лица твоего: лилии, перевитые с розами, злато, сотканное с пурпуром, не могут с ним сравниться и уступают ему поле битвы. Побеждены сапфир, алмаз, кристалл, изумруд и яшма; Испания произвела на свет новую жемчужину»[30].

Эти общие места из мифологии и трескотня звонких, но почти без всякого смысла слов, понравились королю Сигеберту и тем из франкских вельмож, которые, подобно ему, кое-как понимали латинские стихи. В сущности, главные вожди варваров не питали решительной вражды к образованности. Они охотно принимали то, что принять были способны; но этот наружный лоск утонченности встречал такие закоренелые, дикие привычки, характеры до того свирепые, что не мог глубоко укорениться. Притом, за высшими лицами, которые только одни, из тщеславия или по аристократическому инстинкту, подражали обращению прежнего местного дворянства, происходящего из галло-римлян, и искали его беседы, следовала ватага франкских воинов, подозревавших в подлости всякого, кто умел читать, если только он не был испытан ими на деле. Они при малейшем поводе к войне тотчас снова принимались грабить Галлию, как будто во времена первого вторжения; похищали и плавили драгоценные церковные сосуды, и в самых гробницах даже искали золота. В мирное время главнейшее занятие их состояло в изобретении разных козней, с целью обобрать своих соседей галльского происхождения, или в нападениях по большим дорогам, с копьями или мечами, на тех, кому желали отомстить. Самые миролюбивые проводили время в чистке оружия, охоте или пьянстве. Угощая их вином, у них все можно было выманить, даже обещание покровительствовать посредством короля тому или другому искателю на открывшееся епископство.

Беспрестанно тревожимые такими пришельцами, никогда не покойные ни за себя, ни за свое имущество, члены богатых местных фамилий теряли душевное спокойствие, без которого погибают науки и искусства, или же, увлеченные примером и каким-то инстинктом грубой независимости, которую даже образованность не может искоренить из человеческого сердца, они обращались к варварской жизни и, презирая все, кроме физической силы, становились буйными и заносчивыми. Подобно франкским воинам, они нападали на своих врагов по ночам, в их жилищах или на дорогах, и никогда не выходили из дому без германского кинжала, называвшегося скрамасакс, то есть «защищающий нож». Таким образом, от одной силы обстоятельств исчезли в Галлии в течение полутора веков и умственное развитие и утонченность нравов, без всякого участия в этой плачевной перемене какой-либо злобной воли или систематической вражды против римской цивилизации[31].

Брак Сигеберта, его пышность и особенный блеск, приданный ему высоким саном молодой супруги, произвели, по свидетельству современных сказаний, сильное впечатление на ум короля Хильперика. Ему казалось, что в кругу своих наложниц и жен, с которыми сочетался он, по обычаю древних германских вождей, без больших церемоний, он ведет жизнь не столь благородную, как младший брат его. Подобно ему, Хильперик решился избрать себе супругу высокого рода и, желая во всем подражать брату, отправил посольство к королю готов просить руки старшей его дочери, Галесвинты. Но это искание встретило препятствия, каких не было для послов Сигеберта. Слух о распутствах нейстрийского короля проник в Испанию; будучи образованнее франков и более тверды в евангельском учении, готы громко говорили, что король Хильперик живет язычником. Со своей стороны, старшая дочь Атанагильда, от природы робкая и грустная, характера кроткого, трепетала при мысли ехать так далеко и принадлежать подобному человеку.

Мать ее, Гоисвинта, нежно ее любившая, разделяла отвращение, страх и печальные предчувствия дочери. Король колебался и откладывал решительный ответ со дня на день. Наконец, торопимый послами, он отказался от заключения с ними какого-либо договора, пока король их клятвенно не обяжется удалить всех своих жен и жить с новой супругой по закону Божию. Гонцы отправились в Галлию и возвратились с положительным обещанием короля Хильперика оставить всех королев и наложниц, если только он получит достойную себя супругу и дочь короля[32].

Двойной союз с королями франков, естественными соседями и врагами короля Атанагильда, обещал ему столько политических выгод, что он перестал колебаться и, обнадеженный уверениями Хильперика, приступил к заключению условий брачного союза.

Держава Меровингов на карте

Тогда начались споры, с одной стороны, о приданом, которое принесет с собой будущая супруга, с другой – о том, что она получит в утренний дар от своего мужа после первой ночи брака. По обычаю, принятому у всех народов германского происхождения, действительно, супруг, при первом пробуждении новобрачной, делал ей какой-либо подарок в замену ее девственности. Сущность и ценность этих подарков были весьма разнообразны: дарили то деньгами или драгоценными вещами, то упряжкой волов или коней, скотом, домами или землями; но, что бы ни было предметом подарка, он всегда назывался одинаково утренним даром, morgen-gabe, или morgana-ghiba, смотря по разным наречиям германского языка. Переговоры о браке короля Хильперика с сестрой Брунгильды, замедляемые пересылкой гонцов, длились до 567 года; они еще не были приведены к окончанию, когда случившееся в Галлии происшествие облегчило их заключение.

Хариберт, старший из четырех франкских королей, оставил окрестности Парижа, обыкновенное свое местопребывание, и переехал в одно из своих поместий, близ Бордо, насладиться климатом и красотами полуденной Галлии. Там он скоропостижно умер; смерть его произвела в государстве франков новый переворот в поземельном разделе. Лишь только закрыл он глаза, как одна из жен его, Теодегильда, дочь пастуха, захватила королевские сокровища и, желая сохранить титул королевы, отправила к Гонтрану предложение на ней жениться. Король очень милостиво принял послание и отвечал с видом искреннего чистосердечия: «Скажите