Рассказы о временах Меровингов - Огюстен Тьерри Страница 4

законам, в двойное святотатство – как двоеженец и как супруг женщины, принявшей монашество. Решительно отказавшись от требования парижского епископа, святого Жермена, расторгнуть второй брак, он был отлучен от церкви. Но тогда не настало еще время, когда дикая гордость наследников завоевания склонялась пред строгостью церкви: Хариберт не устрашился такого приговора и оставил при себе обеих жен своих[19].

Из всех сыновей Хлотаря, современные рассказы приписывают Хильперику наибольшее число королев, то есть, жен, сочетавшихся с ним по французскому закону, кольцом и динарием. У одной из таких королев, по имени Авдовера, была в услужении молодая девушка, франкского происхождения, по имени Фредегонда, одаренная такой примечательной красотой, что король полюбил ее с первого взгляда. Эта любовь, столь лестная для служанки, ставила ее, однако, в опасное положение, потому что подвергала ревности и мщению госпожи. Но Фредегонда этого не страшилась: будучи столько же хитра, как и честолюбива, она задумала, не подвергая себя опасности, подвести законные причины для разлучения короля с Авдоверой. Если верить преданию, ходившему сто лет спустя, она в том успела, благодаря потворству епископа и простоте королевы. Хильперик, соединившись с братом своим, Сигебертом, отправился за Рейн, против народов Саксонского союза; он оставил Авдоверу беременной уже несколько месяцев. Королева родила дочь прежде его возвращения и, не зная, крестить ли ее в отсутствии мужа, советовался с Фредегондой, которая, вполне обладая искусством скрытничать, не возбуждала в королеве ни подозрения, ни недоверчивости. «Государыня, – отвечала служанка, – когда король, господин наш, возвратится с победой, увидит ли он радостно дочь свою неокрещенной»[20]. Королева послушалась совета, и Фредегонда начала готовить тайными происками сети, в которых хотела уловить ее.

Когда наступил день крестин, в час, назначенный для совершения обряда, крестильня украшена была тканями и цветами; епископ, в святительских ризах, уже дожидался; но восприемница, благородная франкская женщина, не являлась, и ее ждали напрасно. Королева, смущенная такой помехой, не знала, на что решиться, как вдруг Фредегонда, стоявшая близ нее, сказала: «Что беспокоиться о крестной матери? Нет никого достойнее вас быть восприемницей вашей дочери; послушайтесь меня, будьте ей сами крестной матерью»[21]. Епископ, вероятно, подговоренный заранее, совершил таинство крещения, и королева удалилась, не поняв, какое последствие имел для нее духовный обряд, ею исполненный.

По возращении короля Хильперика все молодые девушки королевского поместья вышли встречать его, с цветами и пением хвалебных стихов. Фредегонда, подойдя к нему, сказала: «Возблагодарим Господа за то, что король, господин наш, одержал над врагами победу, и что Бог даровал ему дщерь! Но с кем господин мой проведет эту ночь? Королева, госпожа моя, – теперь кума твоя и крестная мать дочери своей, Гильдесвинды!» – «Если не могу ночевать с нею, то лягу с тобой», – весело отвечал король[22]. Под портиком дворца Хильперик встретил жену свою, Авдоверу, с младенцем, которого она с горделивой радостью подала мужу; но король сказал ей с притворным сожалением: «Жена, в простоте ума своего ты совершила преступление; отныне не можешь быть моей супругой»[23]. И, как бы строгий блюститель церковных законов, король наказал ссылкой епископа, крестившего его дочь, а королеву заставил немедленно с собой разлучиться и, как вдову, принять монашество. В утешение он подарил ей многие земли в окрестностях Манса (Mans), принадлежавшие фиску, и затем женился на Фредегонде; отверженная королева при шуме пирований этого нового брака отправилась в обитель, где через пятнадцать лет была умерщвлена по приказанию прежней своей служанки.

Между тем как трое старших сыновей Хлотаря жили таким образом в распутстве и совокуплялись браками с служанками, самый младший, Сигеберт, не подражая их примеру, питал стыд и омерзение к разврату. Он решился иметь только одну супругу, и притом избрать ее из королевского рода[24]. Атамагильд, король готов, водворившихся в Испании, имел двух дочерей на возрасте, из которых меньшая, по имени Брунгильда, особенно славилась красотою; на нее-то пал выбор Сигеберта. Многочисленное посольство с богатыми дарами отправилось из Меца в Толедо, просить у короля готов руки его дочери. Глава посольства, Гог, или правильнее Годегизель, палатный мэр Австразии, человек искусный в переговорах, успешно исполнил возложенное на него поручение и привез из Испании невесту короля Сигеберта. Всюду, где ни проезжала Брунгильда, во время долгого путешествия своего на север, она прославилась, по свидетельству одного современника, прелестью обращения, красотой, благоразумием речей и приятным разговором[25].

Сигеберт полюбил ее и в продолжение всей своей жизни сохранил к ней страстную привязанность.

Торжество бракосочетания совершено было с великой пышностью в 566 году, в королевском городе Меце. Вся знать Австразийского королевства приглашена была королем принять участие в празднествах этого дня. Съехались в Мец, со своими людьми и конями, графы городов и правители северных провинций Галлии, патриархальные вожди прежних франкских племен, оставшихся за Рейном, и герцоги алеманнов, баваров и торингов, или тюрингов[26]. На этом оригинальном сборище встречались разные степени образованности и варварства. Тут были и благородные галлы, вежливые и вкрадчивые, и благородные франки, надменные и суровые, и настоящие дикари, одетые в звериные кожи, поражающие грубым видом и обращением. Брачный пир был великолепен и оживлен весельем; столы уставлены были золотыми и серебряными блюдами с резьбой, плодами воинственных грабежей; вино и пиво беспрестанно лилось в кубки, украшенные дорогими каменьями, и в буйволовые рога, из которых обыкновенно пивали германцы[27]. В обширных покоях дворца раздавались заздравные крики и приветствия пьющих, громкий говор, хохот, все шумное выражение тевтонской веселости. За удовольствиями свадебного стола последовала другая, более утонченная забава, доступная лишь немногим собеседникам.

При дворе австрийского короля находился тогда итальянец Венанций-Гонорий-Клеметиан Фортунат, путешествовавший в то время по Галлии и всюду принимаемый с великим почетом. Он был человек ума поверхностного, но приятного, занесший из своей родины остаток той римской утонченности, которая тогда почти уже утратилась по ту сторону Альп. Представленный королю Сигеберту теми из австразийских епископов и графов, которые любили еще прежнюю образованность и о ней жалели, Фортунат удостоился милостивого гостеприимства при полуварварском мецском дворе. Управляющим королевской казной приказано было отвести ему помещение, снабжать продовольствием и лошадьми[28]. В изъявление своей благодарности он сделался придворным стихотворцем и посвящал королю и вельможам латинские стихотворения, которые, правда, не всегда были для них понятны, хотя они и принимали их с удовольствием и хорошо за них отплачивали. Брачные празднества не могли обойтись без эпиталамы: нунций Фортунат написал ее в классическом вкусе и прочел перед странной толпой, его окружавшей, с таким же важным видом, как будто он всенародно читал ее на Траяновой площади