Немцы после войны. Как Западной Германии удалось преодолеть нацизм - Николай Анатольевич Власов Страница 48

Естественно, все это вызывало противоречивую реакцию в западногерманском обществе. Безусловно, были те, кого курс на всепрощение и забвение категорически не устраивал. Однако в общем и целом в первой половине 1950-х в ФРГ сформировалась своего рода политкорректность. Считалось предосудительным публично копаться в том, кто чем занимался при Гитлере, и предъявлять «уважаемым людям» соответствующие обвинения. Аденауэр лично призвал прекратить «вынюхивание нацистов», а министр внутренних дел Герхард Шрёдер в 1956 г. заявил об абсолютной необходимости «примириться с прошлым»[123]. Инициативы по сохранению памяти о нацистских преступлениях нередко сталкивались с сопротивлением местных органов власти, где доля «бывших» оказывалась, как правило, выше, чем в Бонне. В Баварии, к примеру, развернулась долгая борьба вокруг мемориала на месте концлагеря Дахау. В начале 1950-х гг. территорию лагеря планировалось застроить, однако обнаружение новых массовых захоронений привело к протестам организации бывших узников. Поскольку в Дахау погибали и граждане стран-победительниц, скандал приобрел международный размах. Тем не менее баварские власти категорически отказывались от строительства мемориала, ссылаясь на нехватку денег, а выставку в здании бывшего крематория пытались ликвидировать, обзывая ее коммунистической провокацией, направленной на дискредитацию добропорядочных баварцев. Один из местных политиков сгоряча заявил даже, что узники Дахау недостойны памятника, поскольку выступали против законного правительства. Только во второй половине 1950-х гг. дело наконец сдвинулось с мертвой точки.

Что могло произойти с теми, кто не следовал курсу «политкорректности», хорошо показывает пример Филиппа Ауэрбаха — еврея, бывшего узника концлагеря, который после окончания войны занимал ряд ответственных постов в различных административных органах (в частности, государственного комиссара по делам жертв расовых, политических и религиозных преследований в Баварии). Ауэрбах выступал за немедленную и эффективную помощь всем жертвам национал-социализма, а также привлекал внимание к коричневому прошлому многих государственных функционеров ранней ФРГ. В итоге в 1952 г. ему предъявили ряд обвинений и он предстал перед баварским судом, все члены которого в свое время состояли в НСДАП. Его осудили на два с половиной года тюрьмы, и Ауэрбах покончил с собой. А два года спустя дело было пересмотрено и приговор признан ничтожным.

Федеральное правительство не только добивалось освобождения осужденных иностранными державами нацистских преступников, но и помогало тем, кому наказание только грозило. Еще до образования ФРГ при Совете земель Бизонии была создана структура с длинным названием «Координационный центр правовой помощи немецким пленным за рубежом». Ее возглавил юрист Ганс Гавлик, член НСДАП с 1933 г., в годы Второй мировой войны судивший противников нацизма, а после поражения сделавший себе имя в качестве адвоката на Нюрнбергских процессах. В 1950 г. координационный центр был преобразован в Центральную правозащитную службу (ZRS, Zentrale Rechtsschutzstelle), подчинявшуюся сначала министерству юстиции, а с 1953 г. — внешнеполитическому ведомству ФРГ. На протяжении долгих лет Гавлик и его коллеги занимались тем, что оказывали юридическую помощь нацистским преступникам, которым грозило преследование за рубежом, а разыскиваемым и заочно осужденным сообщали, в какие страны им лучше не ездить. Служба работала без особой огласки, пока в конце 1960-х о ее деятельности не стало известно широкой общественности. В результате разразившегося скандала в 1970 г. лавочку пришлось прикрыть.

Разумеется, Аденауэр пытался добиться стабильности и спокойствия не только за счет интеграции бывших нацистов в новую систему. Ключевым направлением оставалась социальная политика. Исходная ситуация по-прежнему выглядела неблагоприятной: многие западные немцы не ели досыта, облик городов все еще определяли руины, миллионы людей ютились в подвалах или временных бараках. Экономический рост мог не только накормить голодных, но и обострить социальные контрасты — довольствоваться малым гораздо труднее, когда другие у тебя на глазах берут от жизни все. А это, в свою очередь, могло привести к внутренней нестабильности.

Чтобы смягчить социальные контрасты и повысить уровень солидарности в обществе, правительство Аденауэра приняло ряд мер. В первую очередь они были направлены на помощь пострадавшим от войны и изгнанным из родных мест. Так, в 1950 г. парламент принял Федеральный закон об обеспечении нуждающихся — в соответствии с ним все лишившиеся здоровья или имущества в результате военных действий имели право на пособие. Специальные пособия выплачивались и вернувшимся из плена, а также членам семей погибших и остававшихся в плену. В 1953 г. был принят закон о занятости инвалидов (большинство последних составляли, естественно, инвалиды войны).

Наиболее масштабной мерой стало принятие в 1952 г. Закона о равном распределении тягот. Мысль о том, что пострадавшим необходимо выплатить компенсацию за счет имущих, была далеко не новой — определенные шаги в этом направлении предприняли еще оккупационные власти. Работа над законопроектом началась в 1950 г. и сопровождалась горячими спорами: социал-демократы требовали конфискации и перераспределения всех больших состояний, на что христианские демократы пойти не могли. В итоге был принят вариант, в соответствии с которым каждый немец должен был выплатить государству половину стоимости той собственности, которой он располагал в июне 1948 г. Уплата происходила ежеквартально равными долями в течение 30 лет. Полученные средства шли на компенсации людям, лишившимся имущества в результате боевых действий, бомбежек, изгнания с утраченных в результате войны территорий и так далее. Закон о равном распределении тягот иногда называют самым важным законодательным актом в истории ранней ФРГ, не уступающим по своему значению Основному закону и документам о вступлении в западноевропейские и трансатлантические интеграционные структуры. Он символизировал возрожденную солидарность послевоенного западногерманского общества, хотя его практические последствия были не столь велики, как может показаться на первый взгляд. По сути, речь шла не столько о перераспределении собственности в стиле «взять и поделить», сколько о введении своеобразного дополнительного налога на тех, кто не пострадал в результате войны.

Другой мерой, направленной на решение социальных проблем, стало масштабное жилищное строительство — абсолютная необходимость в стране, города которой были наполовину разрушены. За годы оккупации удалось в лучшем случае разобрать руины (и то не везде), жилья строилось явно недостаточно, и его дефицит не только не уменьшался, но даже возрастал, поскольку с востока продолжали прибывать беженцы. В 1950 г. нехватку жилых помещений оценивали в диапазоне от 4,2 до 5,9 млн квартир. «Первые воспоминания: гулкий звук от удара футбольного мяча по дощатой стене барака, — писал в своих мемуарах будущий германский канцлер Герхард Шрёдер. — В этом временном жилье, на самом углу футбольного поля, мы и жили: моя мать, мои братья и сестры. И я. Это был приблизительно 1950 год»[124]. В крупных городах вроде Бремена и Гамбурга все еще проживало меньше людей, чем до войны, и причиной тому также была нехватка жилья. Чтобы переломить ситуацию, требовались решительные меры.

Федеральное