История частной жизни. Том 5: От I Мировой войны до конца XX века - Филипп Арьес Страница 41

течение трех лет <…>. В случае если, работая на общество Michelin et Cie, она станет автором какого-либо изобретения или каким-то образом рационализирует производственный процесс, эта интеллектуальная собственность будет принадлежать фирме и именно фирма получит патенты». В свою очередь общество предоставляет полный социальный пакет — льготы по жилью, социальную защиту работника и его детей, пенсию и т. д. Однако все эти «льготы» приносят пользу и самой компании Michelin, готовящей для себя инженерно-технические кадры в школе под названием «Миссия» (La Mission), дипломы которой не котируются на национальном рынке труда. Рассказывают, что когда после II Мировой войны генерал де Голль выразил желание посетить заводы, он оказался один на один с управляющим, который провел его по цехам, где станки были накрыты чехлами.

Тайна, секрет — одна из основ социальной стабильности. Бели бы всем все было известно, порядка не было бы. В мире доминируют (не будем говорить: «управляют им») великие манипуляторы тайнами. Приведем хотя бы два примера из огромного множества: Хуа Гофэн руководил политической полицией, Андропов — Комитетом государственной безопасности. Генерал де Голль писал в своей книге «На острие шпаги»: «Нет власти без престижа, и нет престижа без дистанции». Возможно, секрет — условие существования межличностных отношений. Нас очень привлекают чужие секреты. Действительно ли мы хотим, как утверждаем, чтобы окружающие были для нас прозрачны? Поль Рикёр полагает, что только полисемия и многозначность позволяют вести «неуверенное» общение, единственно возможное. Изобразительное искусство отчасти базируется на тайне: загадочная улыбка Джоконды, двусмысленные персонажи «Несения креста». Слабость академической живописи заключается не в недостатке техники и не в банальности сюжета, но в отсутствии тайны. Нам показывают не обнаженных женщин, а женщин «голышом». Хотя черты лица «Венеры перед зеркалом» едва различимы, ее восхитительные ягодицы волнуют наше воображение.

РАБОТА ПАМЯТИ

«Корень прошлого находится в будущем». Это утверждение Хайдеггера подходит к коллективной истории: невозможно понять прошлое, не зная того, как люди, которые в нем жили, мыслили себя в будущем. Подходит оно и к индивидуальной истории: как понять, кем мы были, пренебрегая будущим, которое мы для себя предполагали? Граница между памятью частной и памятью социальной остается зыбкой. Оруэлл отлично продемонстрировал, что тоталитаризм идет из речи и памяти. В обществе, которое он вообразил, история-рассказ без конца переписывается в зависимости от сиюминутных требований. Нельзя с уверенностью сказать, что французы не поддались манипуляциям с историческим дискурсом. Анализ школьных учебников показал, что материал излагаемся в зависимости от состояния историографии: это похоронные причитания, когда утверждалось, что история поддается воле «великих людей»; долгосрочные демографические и климатические изменения и все производимые ими эффекты; история умонастроений, разнообразие которых не поддается никакой синхронизации, и т. д. Почитав о I Мировой войне во французских и в немецких учебниках 1930-х годов, можно подумать, что речь идет о разных войнах. В феодальном обществе, где лишь представители духовенства были грамотными, удержать определенные события в коллективной памяти пытались, проводя церемонии, которые, как полагалось, забыть будет нельзя. «Любой мало-мальски важный общественный акт осуществлялся публично, при большом скоплении людей, которые должны были хранить это событие в памяти и затем свидетельствовать о том, что они видели и слышали <…>. На церемонии присутствовали и совсем маленькие дети, которых в самые ответственные моменты церемонии сильно били в надежде, что зрелище будет ассоциироваться у них с болью и они лучше запомнят то, что происходило на их глазах» (Жорж Дюби). В 1980-е годы, несмотря на то что все были грамотными, национальную память решили укрепить проведением «года наследия», лишний раз побуждая французов устремиться в будущее, не отводя при этом взгляда от прошлого. Что нам рассказывает этимология? Слово «наследие» (patrimoine) происходит от латинского pater — отец, от которого произошли также слова «родина» (patrie), хозяин (patron), патриарх (patriarche). «Работа, семья, родина» — слово «наследие» (patrimoine) напоминает нам о наших деревенских корнях и показывает, как сильно мы изменились. Французы без устали вспоминают и почитают прошлое. Американцы, представители молодой нации, не перестают удивляться этой нашей тяге к прошлому.

Семейная память основана сегодня на документах, незнакомых или мало распространенных в 1920-е годы. Помимо традиционных библиотек, существовавших в буржуазных кругах с культурными традициями, теперь существуют фотоальбомы, слайды, диски, любительские фильмы и видео. Все это представляет собой впечатляющее хранилище памяти. В то же время важнейший документ прошлого — письмо — постепенно исчезает. «У нас больше нет времени на письма». Продолжительность жизни увеличивается, люди начинают работать все позже, а прекращают во все более раннем возрасте, их отпуска становятся длиннее, а рабочий день сокращается — и при этом у них нет времени на то, чтобы писать письма. Лишь пылкие влюбленные рискуют оставить этот неизгладимый след — письма. Телефон лучше приспособлен к цивилизации эфемерного, а наиболее осторожные люди таким образом оставляют себе возможность «дать задний ход», все отрицать («Я никогда этого не говорил»).

Процесс запоминания идет неодинаково. Два человека, прожившие вместе не одно десятилетие, выборочно запоминают отдельные эпизоды, и это разные эпизоды. Когда пожилые супруги вспоминают пережитое, их воспоминания оказываются не идентичными, а те, что можно назвать «общими», оцениваются по-разному. Является ли фотография — или ее ожившая версия, фильм, — безусловным подтверждением того, что «имело место»? Нельзя сказать с уверенностью. Фотография не нейтральна: при съемке вас попросили принять позу и улыбнуться, или же, если человек не знал, что его снимают, фотограф мог преследовать какие-то свои творческие цели, а не действовать в интересах модели. Есть мнение, что с появлением Polaroid условия задачи несколько изменились, позволив делать эротические и даже порнографические снимки, потому что автоматическая проявка и печать освобождают от необходимости со стыдом отдавать пленку в лабораторию и развлекать таким образом фотолаборанта. Возможно. Но все эти фотографии, рассортированные, разложенные по порядку и подписанные, — смотрят ли их? Какие стареющие супруги, загадочным образом потерявшие интерес друг к другу, найдут удовольствие в том, чтобы пересмотреть свои эротические фантазии из прошлого? В действительности фотография также является «узелком на память», то есть чем-то абстрактным, несмотря на свою материальность, и загадочным. «Зафиксированное изображение относится к пережитому событию весьма избирательно и является лишь фрагментарным отражением того, что было. То, что изображено (несмотря на иллюзию, которую могут дать высококачественные гаджеты), представляет собой лишь тенденциозное резюме, краткий обзор того, что происходило <…>. Таким образом, фиксация изображения сама по себе является абстракцией, то есть операцией, которая, закрепляя след события, отделяет его от самого события, и большая часть того, что происходило, не принимается в расчет» (С. Леклер).

Просмотр по телевидению