Турецкие войны России. Царская армия и балканские народы в XIX столетии - Виктор Валентинович Таки Страница 33

Хотя, по мнению Липранди, Забалканская Болгария должна была играть главную роль в любых попытках России организовать «малую войну» в Европейской Турции, другие ее области также представляли определенный интерес. Большинство образованных современников Липранди в России наверняка подумали бы в этом отношении о Сербии, памятуя о Первом сербском восстании 1804–1813 годов под предводительством Карагеоргия, совпавшем по времени с Русско-турецкой войной 1806–1812 годов и сопровождавшемся совместными боевыми действиями русских войск и сербских повстанцев. Напротив, Липранди не видел в Сербии большого потенциала антиосманской борьбы. Он отмечал, что Сербия изменилась со времен Карагеоргия, когда она была наполнена гайдуками – бывшими лучшими сербскими воеводами. Окруженная в былые времена непроходимыми лесами, Сербия ныне стала более доступной благодаря новым дорогам и мостам, а сами сербы отвыкли от ратных дел и превратились в более или менее зажиточных крестьян, так что ныне борьба их «состоит только во взаимных происках скупщин»[396].

Гораздо больший потенциал антиосманской борьбы наблюдался, по мнению Липранди, в Боснии и Албании. Хотя население Боснии разделялось на постепенно сокращающееся православное большинство, а также католиков и мусульман, число которых росло, Липранди утверждал, что последние обратились в свое время в ислам для сохранения своих владений, а не из истинных религиозных чувств. Сменившие веру сохранили свои православные имена и связи с православными родственниками, а также продолжили почитать православных святых. Соответственно, мусульмане других областей Турции видели в своих боснийских единоверцах «раскольников или еретиков», которые «не соблюдают многих даже основных правил их Исповедания»[397]. Более густонаселенная, чем Сербия, и покрытая замками, паланками и сторожевыми башнями Босния представляла собой большое препятствие на пути не только австрийцев и венгров, но и самого османского правительства, которое «до сих пор не имеет над страной безусловного владычества»[398].

В подтверждение своих слов Липранди привел трудности, с которыми столкнулся Махмуд II в попытке заставить жителей Сараево признать нового губернатора, предшественника которого жители города изгнали несколько десятилетий назад. Превосходившие все остальные области по числу янычар, боснийцы были не в восторге от уничтожения султаном янычарского корпуса в 1826 году и, как следствие, практически не участвовали в войне с Россией в 1828–1829 годах[399]. И хотя не менее 100 000 отважных, храбрых и славолюбивых боснийцев готовы были сражаться на своей земле, для войны в Болгарии или Румелии Портой могли быть мобилизованы всего 10 000 боснийских всадников, «которые при первом удобном случае все разбегутся»[400]. В то же время некоторые боснийцы, как православные, так и мусульмане, вступили в партизанский отряд Липранди в 1829 году, и это позволяло ему заключить, что «из всех областей Турецкой империи, населенной турками, конечно только Боснию можно легко подвигнуть не только отказаться присоединить свои силы к Турецким, но и расположить даже действовать прямо против Порты». Липранди утверждал, что боснийцы «легко отстанут от Порты», «если обещано будет утверждение за ними прав, которые они не перестают с оружием в руках отстаивать у Султана». В то же время Липранди предупреждал против использования греков и сербов для влияния на боснийцев, поскольку последние относились к ним с ненавистью и недоверием[401].

Липранди находил возможным добиться такого же эффекта и в Албании, однако с большими усилиями. Хотя многие албанцы были мусульманами, Липранди также объяснял их обращение в ислам материальными соображениями (сохранение своих земельных владений и освобождение от ряда налогов), а также «врожденн[ой] жажд[ой] Албанцев к угнетению соседей»[402]. Представлявшиеся еретиками более ортодоксальным последователям ислама, албанцы-мусульмане (как сунниты, так и шииты) разделяли со своими православными и католическими соплеменниками сильную ненависть к туркам[403]. Липранди также отмечал, что албанцы всех вероисповеданий готовы сражаться со своими единоверцами под командованием неверных, потому что испокон веков были нацией наемников[404]. Как и в случае с Боснией, власть Порты в Албании была весьма ограниченной и распространялась только на долины, в то время как албанцы, живущие в горах, «и поныне ведут, так сказать, постоянную войну с Турками» и служат в войсках пашей «более как вольные наемники, нежели как подданные»[405]. Липранди также отмечал, что, подобно боснийцам, албанцы в большинстве своем не принимали участие в войне 1828–1829 годов[406].

Липранди признавал, что владение Ионическими островами предоставляло Великобритании возможность мобилизовать албанцев на войну с Россией. В то же время, «если бы греки зашевелились», отмечал Липранди, «албанцы, ныне находящиеся при османской армии на Дунае и в Болгарии, поспешат к себе домой», дабы сразиться с ними (как это неоднократно происходило в прошлом), так что никто не в силах был бы удержать их[407]. Возможности же других держав манипулировать албанцами были еще более ограниченны. Липранди отмечал неудачную попытку наполеоновских властей в Иллирии влиять на албанцев-католиков из северной части Албании, а также прекращение какого-либо французского влияния в южной ее части после гибели Али-паши Янинского[408]. Австрийские же усилия в этом направлении были еще менее успешными. Липранди указывал на то, что южнославянские и турецкие названия австрийцев были ругательствами, и был убежден, что попытка занять Албанию имела бы гибельные последствия для австрийской армии. Он полагал, что Россия могла бы способствовать такому результату «влиянием на некоторых известных лиц в стране»[409].

Липранди объяснял неудачу Георгия Кастриоти и Али-паши Янинского в деле обретения Албанией независимости недостатком поддержки со стороны православных албанцев, которых он ошибочно полагал более многочисленными, чем их католические или мусульманские соплеменники. Липранди также считал албанцев славянами и утверждал, что для достижения своей цели вековая борьба албанцев за независимость требовала пробуждения «Славянства и Православия», находившихся до сих пор «в дремотном состоянии». Будучи запущены, «эти два сильнейшие двигатели страны» позволили бы преодолеть разделение умов албанцев, которое производила «коварная политика Пап, Венеции, Неаполя, Австрии, Франции и Англии», помогли бы слить две Албании в одну. Поддержанная боснийскими ускоками, болгарскими гайдуками и фессалийскими клефтами, Албания, по утверждению Липранди, «войдет в состав Славянской Православной семьи»[410].

Обширный этнографический и военно-статистический обзор Европейской Турции сопровождал описание предполагаемого театра военных действий, поданное Липранди российскому главнокомандующему на Дунае М. Д. Горчакову в январе 1854 года. В следующей главе будет рассмотрено, насколько Липранди удалось повлиять на принятие решений. Здесь же необходимо отметить, что биография Липранди иллюстрирует взаимосвязь боевого опыта, полученного в ходе русско-турецких войн, с развитием систематических военно-статистических знаний. Липранди был одним из тех военных востоковедов, который приобрел свои экспертные знания посредством чтения всей доступной литературы и личного участия