Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.) - Хезер Колман Страница 31

За несколько лет неопределенность в отношении политических последствий деятельности баптистов уступила прочно обосновавшемуся в головах чиновников мнению. В Департамент духовных дел стекались письма от губернаторов, предостерегавших от возможных общественных беспорядков и политических угроз, которыми чревато поведение баптистов на местах. Несколько расследований показали высокую жизнеспособность организационной и пропагандистской системы Баптистской церкви [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 200,288,289]. После сообщения одного губернатора о том, как некий баптист сказал ему, что, обратившись, он поклялся никогда не брать в руки оружия, Департамент духовных дел в ноябре 1911 г. издал секретный циркуляр с предписанием губернскому руководству следить за возможным распространением среди баптистов пацифистских идей [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 1, л. 83–83 об.]. В 1913 г. в ответ на извещение харьковского губернатора о том, что баптисты усиливают пропаганду среди рядовых солдат, распространяя антивоенные и антигосударственные взгляды, Департамент полиции МВД решил принять меры. 31 июля по приказу министра внутренних дел были разосланы секретные письма в Департамент духовных дел, обер-прокурору Святейшего Синода и всем главам губернских жандармерий. В этих письмах от адресатов требовали ответить на вопрос:

Не заключается ли в вероучениях имеющихся во вверенной вашему надзору местности баптистов и других сект революционных или социал-демократических лозунгов, а в их деятельности чего-либо, могущего явиться угрозой государственному и общественному спокойствию?

Также требовалось мнение, следует ли усилить надзор над такими группами путем систематической инфильтрации в секты [ГА РФГА РФ, ф. 102 (ДП/ОО), оп. 1913, д. 85, л. 28–28 об., 32].

Как ни странно, пятьдесят пять жандармских начальников, которые ответили на письмо в последующие несколько месяцев, не видели в баптистах особой угрозы. Только семнадцать из них считали, что в баптистские объединения следует засылать правительственных агентов, двадцать девять выступили против, а пятнадцать не высказались по этому поводу. Большинство не усматривало ничего противогосударственного в деятельности местных евангеликов. Во многих случаях даже чиновники тех губерний, где присутствовало существенное баптистское население, не считали, что инфильтрация необходима, – в том числе такого мнения придерживался глава харьковской жандармерии, который, не соглашаясь с собственным губернатором, откровенно ответил, что баптисты не представляют собой угрозы. Департамент духовных дел сообщал, что проведенное его чиновниками расследование антимилитаристской пропаганды в конце 1911 г. показывало, что «антимилитаристические учения, социал-демократические и революционные тенденции не достигли настолько прочного положения в религиозных понятиях русских сект, чтобы можно было считать эти отрицательные явления тесно связанными с вероисповедными доктринами». Скорее эти учения распространялись среди самих сектантов в силу политической пропаганды. Тем не менее, пишет автор отчета, баптистская секта «заслуживает особого внимания по своей численности, способности к быстрому росту, а также, как свидетельствуют ее представители, в виду нахождения в ее составе в России значительного числа обращенных из бывших анархистов и социалистов» [ГА РФГА РФ, ф. 102 (ДП/ОО), оп. 1913, д. 85, л. 136, 233–238 об.]. Также здесь пространно выражалось беспокойство по поводу широких иностранных связей баптистов.

Тема потенциального радикализма скорее, чем непосредственно отчеты о политическом активизме, постоянно звучит в отчетах местного полицейского руководства в 1910–1913 годах. Как писал полтавский жандармский начальник, «в сектантство идет все склонное к протесту». Харьковский начальник губернской полиции утверждал, что, хотя в баптистских учениях напрямую нельзя обнаружить революционные лозунги, «факт сочувствия этой секты революционному движению представляется несомненным, так как при успехе такового баптисты рассчитывают получить полную свободу действий в деле распространения своего учения и для бесконтрольной организационной деятельности». Его воронежский коллега писал, что «с распространением баптизма в народе для революции подготавливается в лице этих сектантов подходящий материал» [ГА РФГА РФ, ф. 102 (ДП/ ОО), оп. 1913, д. 85, л. 100 об., 221, 292].

Когда результаты опроса были пересланы жандармским начальникам секретным циркуляром от 7 марта 1915 г., события Первой мировой войны сделали еще более актуальным вопрос о соотношении религиозного и политического радикализма. В военное время государственный аппарат и общество были проникнуты параноидальным страхом иностранного влияния, что делало баптистов легкой мишенью для преследователей. Вопрос об антимилитаризме получил особое значение, а сведения об отдельных случаях отказа служить в армии по убеждению среди религиозных диссидентов приобрели в общественном сознании особое значение. Прежде евангеликов всего лишь подозревали как потенциально ненадежных – теперь правительство было убеждено, что они явно ненадежны. В циркуляре открыто заявлялось, что, несомненно, существует тесная связь между разрушительной деятельностью революционеров и потрясением основ господствующей Церкви в России, Православной церкви, поскольку та и другая деятельность направлена в результате к одной цели – «ниспровержению» существующего строя империи. Циркуляр обращал особое внимание на приписывавшееся баптистам учение об отказе брать в руки оружие даже во время войны и предостерегал, что по этой причине в сложившихся условиях баптизм представляет собой одно из наиболее опасных сектантских учений. Следовало усилить надзор за всеми сектантами, но особенно за баптистами [ГА РФГА РФ, ф. 102 (ДП/ ОО), оп. 1914, д. 85, л. 25–26 об.].

Таким образом, хотя процесс осмысления государством баптизма, по-видимому, начался и кончился восприятием его как угрозы с 1905 по 1914 год, тем не менее в этот период мы видим, как власть имеющие стремились осмыслить перемены в русском обществе, запущенные Революцией 1905 г. Решение сектантского вопроса Министерством внутренних дел – часть реакции на эту революцию, но также более частная реакция на неожиданный рост очень жизнеспособных евангельских организаций, давление со стороны Православной церкви, требовавшей поставить религиозное диссидентство под контроль правительства, а также волну насилия против евангеликов.

Православная церковь и ее евангелические соперники

Политическая революция, охватившая Россию в 1905 г., была направлена против безвластия подданных царя в российской государственной жизни. В ходе этой революции была поставлена под вопрос роль Православной церкви в ее отношении с государством и положение мирян в православном церковном устройстве. При обсуждении подобных вопросов неизбежно всплывала тема устройства Церкви у сектантов. В особенности баптистские методы евангелизации и энергия, с которой евангелизация велась ими, побуждали православных стремиться к переменам в государственной Церкви. То, как православные активисты реагировали на сектантскую угрозу, зачастую обнаруживало некоторые конфликты, которые существовали внутри православия.

Трудное время Революции 1905 г. для Церкви стало одновременно эпохой надежд и разочарований. С одной стороны, в марте 1905 г. Николай II пообещал, что, «когда наступит благоприятное для сего время», он созовет долгожданный церковный собор для обсуждения духовных и административных вопросов, в том числе об