Турецкие войны России. Царская армия и балканские народы в XIX столетии - Виктор Валентинович Таки Страница 28

русские коммуникации между Силистрией, Разградом и Базарджиком и крайне затруднявшие подвоз продовольствия во время кампании 1810 года[318]. Этот исторический эпизод подтверждал как способность османов к «малой войне», так и утверждение Липранди, о том, что местное население, включая христиан, будет их поддерживать, если его не нейтрализовать посредством правильно организованного партизанского действия.

Несмотря на выход в отставку в 1832 году в чине генерал-майора и последующую службу в Министерстве внутренних дел, Липранди продолжал следить за развитием военной и военно-исторической литературы и опубликовал немало критических отзывов о новых сочинениях в этой области, вышедших в 1850‑е и 1860‑е годы. Один из этих отзывов был посвящен исследованиям «малой войны», изданным в 1850 году генерал-лейтенантом А. Е. Энгельгардтом и профессором Академии Генерального штаба И. В. Вуичем. Энгельгардт понимал «малую войну» не столько как спонтанную «народную войну», сколько как партизанское действие, организованное офицерами регулярной армии[319]. Местное население фигурировало в его работе не в качестве основного участника «малой войны», а в качестве ее объекта. Подобно Давыдову и Липранди, Энгельгардт исходил из того, что партизанским отрядам предстояло завоевать расположение изначально равнодушного или даже враждебно настроенного населения. Они должны были «восстановить и поддержать хорошее расположение к нам в крае и приобрести некоторую власть над жителями, дабы с их содействием пользоваться всеми местными выгодами». Для того чтобы «усилить упадок нравственных сил неприятеля» после начала его отступления, Энгельгардт советовал прибегать к военным хитростям, в частности распускать «ложные слухи о народном восстании в тылу противника». Примечательно также, что автор при этом не рекомендовал всерьез провоцировать такое восстание.

Напротив, И. В. Вуич рассматривал народное восстание как полноправную часть «малой войны». Вуич утверждал, что «при народных восстаниях, которые только частыми нападениями и беспрерывными тревогами в мелких неуловимых частях могут надеяться нанести вред неприятелю, особенно же в странах гористых, лесистых или покрытых обширными болотами, все почти действия будут не что иное, как действия малой войны»[320]. Как и Энгельгардт, Вуич посвятил свою работу прежде всего партизанским отрядам давыдовского типа, то есть предводимым кадровыми офицерами и состоявшим из бойцов регулярных или иррегулярных войск. В то же время провоцирование народного восстания, по Вуичу, могло быть одной из задач партизан. По его мнению, спонтанные народные восстания, подобные тем, что имели место в Испании или Португалии, требовали «сильно[го] чувств[а] народности», что было редкостью. По этой причине малые партизанские отряды, состоявшие из бойцов регулярных или иррегулярных войск, были лучшим способом провоцирования восстания в тылу неприятеля там, где жители «расположены в нашу пользу». Вуич указывал на пример Германии в 1813 году, где «[в]се тяготились владычеством Французов и готовы были к восстанию», но подняли оружие «только с появлением наших партизанских отрядов за Одером»[321].

Липранди хвалил труды Энгельгардта и Вуича, однако критиковал их за то, что они «сосредоточили все свое внимание только на войну с Западными Европейскими Народами». По его убеждению, Россия не могла обходиться общими военными постановлениями и общей тактикой, каковыми обходились Франция, Пруссия и другие страны. Россия «окружена народами различных племен, вероисповеданий, просвещений, характеров, обычаев и проч.», и потому русской армии требовались «отдельные правила, приспособленные к характеру противника и его военным обычаям, особенная тактика». Даже «самые стратегические соображения должны быть применены к каждой стране отдельно» и основываться на «совершенно-практическом познании как самого края, так [и] характера, обычаев, способа существования и рода войны обитателей той страны, куда переносим мы наши военные действия»[322]. Липранди настаивал на том, что качества каждого народа было особенно важно знать на войне, в час сражения, «когда человек обнажает все свои страсти, свойства, способности, недостатки и слабости», поскольку «устрашающее одних, возбуждает мужество в других»[323].

Знание военных качеств каждого народа было тем более важным, что противные армии редко были этнически однородными[324]. Австрийская армия превосходила пестротой все остальные и представляла собой «совершенную мозаику по сложности состава своего из различных племен и народов с резкими противуположностями характеристических свойств и политических мнений», однако турецкая армия не многим ей в этом уступала. Основываясь на своем разведывательном и боевом опыте, приобретенном в Европейской Турции в 1820–1832 годах, Липранди акцентировал различия между «Албанцами обеих областей и двух исповеданий, Босняками трех исповеданий, Македонцами, Румилийцами, Фессалийцами, нагорными и надольными Булгарами, Добруджскими Татарами, жителями Дели-Ормана, Некрасовцами, Запорожцами, разными племенами Анатолии, Египта, и пр. и пр.», которые все входили в состав турецкого войска[325]. Принимая во внимание частоту русско-турецких войн на протяжении предшествующих полутора столетий, Липранди полагал особенно прискорбным отсутствие специальных военных руководств по войне с Турцией[326]. Соответственно, усилия самого Липранди на протяжении 1830‑х, 1840‑х и 1850‑х годов были в значительной мере направлены на составление военно-статистических описаний Европейской Турции, которые должны были восполнить недостаток знаний об этом регионе и народах, его населявших.

Первым плодом его трудов был монументальный лексикон под названием «Оттоманская империя. Опыт словоистолкователя», в котором бывший партизанский предводитель делился как своим боевым опытом, так и немалым знанием западноевропейских сочинений об Османской империи. Представляя собой энциклопедический словарь из 8000 статей, этот труд содержал много географической, исторической и этнографической информации наряду с данными о военной организации османов и их способе ведения войны[327]. Поскольку эта информация часто носила секретный характер, Липранди, по его собственному признанию, сознательно воздержался от публикации своего капитального труда, завершенного в 1836 году. По всей видимости, немногие русские офицеры имели возможность ознакомиться с этой информацией до 1854 года, когда сам Липранди использовал данные лексикона для составления тематически организованного обзора Европейской Турции, который будет проанализирован ниже. Тем не менее краткое рассмотрение одной из статей «Словоистолкователя» позволяет составить представление об уровне знаний русских офицеров 1830‑х годов о балканском регионе.

В своем описании второй столицы Османской империи Липранди использовал «Записки о городах Забалканских» (1830) Энегольма[328]. К его заметкам относительно моральных качеств турок, греков и болгар Липранди добавил свои собственные наблюдения о межэтнических отношениях в Европейской Турции[329]. Если критические отзывы Энегольма о моральных качествах современных ему греков основывались на сопоставлении их с героями классической древности, то Липранди обращал внимание на угнетение греками своих славянских единоверцев. Как он считал, «греки сих мест смирились перед турками» и не только «переносят с покорностью, более прочих, все их притязания», но и «изъявляют преданность свою разными доносами на единоверцев своих славян». Следуя за османскими войсками в качестве переводчиков и лазутчиков, греки, по утверждению Липранди, «не упускают ни одного случая чтобы