Турецкие войны России. Царская армия и балканские народы в XIX столетии - Виктор Валентинович Таки Страница 27

ответственность за поддержание мира в окрестностях. Липранди также удалось переселить жителей селений, находившихся в наиболее опасных для российских коммуникаций местах, в окрестности Силистрии, где они оставались под присмотром русских войск[309]. Однако этот видимый успех в замирении делиорманских мусульман был достигнут ценой трений между самим Липранди и его подчиненными. Его снисходительное обращение с турецкими жителями лишало волонтеров добычи. Вскоре пришла новость о заключении Адрианопольского мирного договора, однако награждение волонтеров и роспуск отряда откладывались ввиду отказа шкодерского паши признать условия мира. В результате резервный корпус Киселева должен был выступить с Дуная в направлении Балкан и Софии, что оставило русские тылы совсем без прикрытия. Поэтому Липранди был вынужден отчаянно удерживать своих волонтеров в лагере под Туртукаем до декабря 1829 года, несмотря на бунты, страшный холод и развившуюся у него самого лихорадку[310].

Сочинения Липранди о партизанской войне

Опыт создания партизанского отряда и командования им в 1829 году послужил Липранди основой для последующего исследования партизанской войны. Первым результатом этого исследования стало сочинение «О партизанской войне», составленное в 1830‑е годы. Оно включало описание действий партизанского отряда 1829 года, которому предшествовало обсуждение партизанского действия в ходе Русско-шведской войны 1808–1809 годов, Отечественной войны 1812 года и боевых действий 1813–1814 годов в Германии и Франции. Сочинение Липранди также содержало критический разбор «Опыта теории партизанского действия» Дениса Давыдова и представляет собой интересный, хотя и малоизученный до сих пор аспект рефлексии российских военных относительно роли населения в войне.

Будучи сам ветераном Отечественной войны 1812 года, Липранди принял базовую формулу партизанской борьбы, предложенную Давыдовым, согласно которой партизанские отряды должны были действовать в треугольнике, вершиной которого служили исходные базы неприятеля, а основанием – линия фронта между его регулярными частями и своей собственной армией. В то же время Липранди расходился с Давыдовым в характеристике конкретных примеров партизанской войны. В то время как Давыдов рассматривал 1812 год в качестве классического примера партизанского действия, Липранди видел в нем скорее пример народной войны, близкой к испанской герилье. По его мнению, казацкие партии, оправленные в тыл французским войскам после Бородинского сражения, действовали «среди отечества своего, между жителями, принимавшими деятельное участие в поражении неприятеля», а вооруженные жители представляли не менее серьезную угрозу для вражеских войск, чем казаки, и руководствовались не «стратегически[ми] соображени[ями]», а «привязанность[ю] к религии, преданность[ю] к монарху, любовь[ю] к отечеству, и проч.» Это делало борьбу в тылу наполеоновской армии в 1812 году более похожей на испанскую герилью, чем на партизанское действие как таковое[311].

В сравнении с герильей партизанская война представлялась Липранди несколько более сложным типом боевых действий и скорее служила способом предотвращения «народной» войны. В то время как многие его современники и позднейшие исследователи рассматривали сопротивление европейских народов наполеоновскому господству в качестве свидетельства определенного уровня национального развития, Липранди находил просвещенные нации неспособными к «народной войне», которую, по его мнению, могло вести лишь «нецивилизованное» население. Получив свой первый боевой опыт в Русско-шведской войне 1808–1809 годов, Липранди указывал на сопротивление по типу герильи, которое оказывало русским войскам саволакское население Новой Финляндии, в то время как «чистые шведы, жители Вестерботнии, народ просвещенный, оседлый и любящий семейственную жизнь и довольство» были «неспособн[ы] к народной войне»[312]. Липранди также отмечал неспособность Наполеона организовать «народную войну» во Франции в начале 1814 года. Хотя отряды ремесленников и мануфактурных рабочих на какое-то время задержали продвижение австрийских и прусских войск в Вогезах, продекларированное союзным командованием намерение сжигать селения и расправляться с любым жителем, найденным с оружием в руках, сильно охладило патриотический пыл французов, в отличие от испанцев и русских[313].

Расхождения Липранди с Давыдовым свидетельствовали о разном понимании ими роли партизанского действия в войнах между Россией и другими державами. Для Давыдова партизанская война на русской земле, то есть на территориях, составлявших историческое ядро Московского государства, являлась ключевым элементом национальной оборонительной стратегии. Конкретные рекомендации Давыдова по организации партизанского действия оставляли мало места для спонтанного народного восстания против неприятеля, которое занимало столь важное место в советской историографии войны 1812 года. Тем не менее описание Давыдовым истории партизанского действия включало и испанскую герилью, несмотря на то что он находил этот вид «народной войны» несколько особым. Напротив, с точки зрения Липранди, партизанское действие вполне могло быть частью и наступательной войны, как в случае с кампанией 1813 года в Германии, что отличало его от принципиально оборонительной герильи[314]. В то время как последняя предполагала участие массы населения, побуждаемого национальным чувством к сопротивлению захватчикам, партизанское действие в строгом смысле определялось стратегическими соображениями, а сами партизанские группы часто действовали среди изначально враждебного им населения. Собственно, обеспечение лояльности или даже поддержки изначально враждебного населения составляло, по мнению Липранди, одну из важнейших задач партизанского действия. Именно такой перемене отношения со стороны населения и способствовал созданный им в 1829 году отряд волонтеров.

Различие между партизанским действием и народной войной, намеченное Давыдовым и подчеркнутое Липранди, разделял и крупнейший русский военный писатель Николаевской эпохи А. И. Михайловский-Данилевский. Бывший адъютант Александра I и известный мемуарист, Михайловский-Данилевский задался целью написать историю всех войн, которые вела Россия в первые 15 лет XIX столетия. Его сочинения не изобиловали теоретическими пассажами, а содержали событийное описание этих войн с акцентом на действиях основных сил. Тем не менее конкретно-исторические штудии Михайловского-Данилевского были частью обсуждения «малой войны» в той мере, в какой они либо подтверждали, либо опровергали теоретические построения других авторов.

Подобно Липранди, Михайловский-Данилевский ставил под сомнение эффективность партизанских отрядов в 1812 году, на которой настаивал Давыдов. Он признавал их полезность, однако отмечал, что в истории Отечественной войны «не было партизанского подвига могущего сравниться со взятием Берлина, Люнебурга, Касселя, Бремена, Амстердама, Суассона в 1813–1814 годах»[315]. В то же время Михайловский-Данилевский придавал гораздо больше значения, чем Давыдов или Липранди, борьбе жителей Смоленской и Московской губерний с французскими войсками и описывал эту борьбу отдельно от партизанской войны. Хотя «народная война» предстает в сочинении Михайловского-Данилевского в качестве проявления массового патриотизма, он также упоминал случаи нападения русских крестьян на казаков, принимаемых ими за иностранцев[316]. Это подтверждало точку зрения Липранди, противопоставлявшего партизанское действие «народной войне». Составленная Михайловским-Данилевским история Русско-шведской войны 1808–1809 годов также подтверждала представление Липранди о «малой войне» в Савонии как примере «народной войны»[317]. Наконец, вышедшая из-под пера Михайловского-Данилевского история Русско-турецкой войны 1806–1812 годов упоминала «соединенные с булгарами» турецкие «партии», пресекавшие