Музей языков. Конрад Гесснер и книги-полиглоты XVI в. - Михаил Львович Сергеев Страница 27

Некоторые сведения о языках, которыми занимался Гесснер, уже были приведены в биографической главе. К ним, несомненно, относились латынь, древнегреческий и древнееврейский, не говоря о родном немецком. Кроме того, у Гесснера наверняка была возможность изучать французский – как во время учебной поездки во Францию (1533–1534), так и в годы преподавания в Лозанне (1537–1540): в 1530–1550-х гг. Лозаннская академия являлась единственной протестантской высшей школой во франкоязычных землях; значительную часть ее учеников составляли беженцы из Франции – люди разных возрастов и профессий (Olivier 1951, 195–197)[349].

Урс Лёй и его соавторы добавляют к этому ряду нидерландский, итальянский, испанский и «возможно, арабский» (Leu, Keller, Weidmann 2008, 16). Сведения о знании итальянского взяты из письма И. Фабриция Г. Буллингеру 1565 г. и вводной части «Historia animalium», где Гесснер комментирует источники зоологической терминологии на разных языках[350]. Нидерландский Гесснеру необходимо было освоить, чтобы читать, например, «Cruyde boek» (Antwerp, 1554) Ремберта Додунса – важнейший ботанический труд того времени; впрочем, вряд ли у швейцарца-полиглота с этим могли возникнуть трудности.

Чтение специальной литературы уже в XVI в. могло служить серьезным стимулом для занятий новыми языками: в библиографии к «Historia animalium» в разделе «Libri recentiorum» («Книги новых авторов») имеется подборка книг (всего 16) на немецком, итальянском и французском языках; при этом названия книг, как и в позднем переиздании «Bibliotheca universalis», приведены в латинском переводе (Gessner 1551, γ1a). Не менее важным научным источником были вернакулярные сочинения по ботанике, такие как немецкая «Kreutterbuch» Иеронима Бока (1539)[351], итальянский перевод Диоскорида Пьетро Андреа Маттиоли (1544)[352] или упоминавшийся травник фламандца Ремберта Додунса.

Впрочем, данные «Истории животных» имеют весьма ограниченное значение для решения вопроса о языковой компетенции Гесснера: знание специальной номенклатуры на том или ином языке не означает владения им, и наоборот. Сведения о терминах могли заимствоваться из переводных текстов и словарей, «История животных» не была исключением. Об этом, в частности, Гесснер сам говорит в предисловии: «Еврейскими именами с пояснениями нас по большей части снабдил … Т. Библиандер[353]; некоторые [имена] я обнаружил сам – в разных источниках, в том числе в арабских книгах по медицине, которые содержат множество названий животных, переведенных с греческого … Что касается названий на других языках, то одни стали мне известны из собственного опыта (ведь французские и итальянские [зоонимы] я знаю сам, хоть и посредственно), другие я нашел в словарях, третьи узнал от друзей»[354].

Предположение У. Лёя и его соавторов о том, что Гесснер в какой-то мере знал арабский[355], вызывает сомнения (хотя совершенно отрицать такую возможность, разумеется, нельзя). Дело в том, что под упомянутыми в процитированном пассаже «Истории животных» «арабскими книгами по медицине» («Arabum libri qui in re medica extant»), несомненно, подразумевались латинские переводы с арабского. Они перечислены в библиографии к «Истории» в разделе, озаглавленном «Книги, вышедшие хотя и на латыни, но очень скверной, как большинство тех, что были переведены с арабского в предыдущие века»[356]; выше имеется еще одно важное для нас пояснение: «Арабские книги, то есть переведенные с арабского языка, я назову ниже среди [книг на] невнятной [латыни]»[357]. Из этих пассажей можно составить представление как о гуманистически пренебрежительном отношении Гесснера к средневековой латыни, так и о том, что сочинения арабских натуралистов в оригинале не были ему знакомы. Никаких сведений об арабских рукописях нет и в соответствующем разделе «Пандектов» («О том, какие есть книги на еврейском и арабском языках»)[358]. Напротив, Гесснер называет в нем ряд латинских источников, содержащих арабскую ботаническую и медицинскую номенклатуру: «Pandectae medicinae» Маттео Сильватико, «Epistolae medicinales» Джованни Манарди, алфавитные перечни арабских терминов с переводом («arabicarum dictionum … interpretatio alphabetica») в изданиях Серапиона и Авиценны (Gessner 1548, 39b). Как уже было замечено выше, к середине XVI в. у европейцев не было ни полноценной грамматики, ни словаря для самостоятельных занятий арабским[359]; о том, кто мог быть учителем Гесснера, нет никаких свидетельств.

Источники сведений о языках в «Митридате»

По словам Иосии Зимлера, интерес Гесснера к языкам заметно превосходил его попытки овладеть ими практически[360]. Действительно, число языков, рассматриваемых или упоминаемых в «Митридате», во много раз превосходит тот перечень, который мы обсуждали в предыдущем разделе. Эта ситуация, как видно, заметно отличалась от истории составления полиглотов Постеля и Альбонези, авторы которых использовали самостоятельно добытые первоисточники и опирались на собственные познания в языках (см. Главу 2). Гесснеру при составлении справочника приходилось полагаться на книжные источники и письменные сообщения информантов: решающую роль в формировании облика книги играл, с одной стороны, отбор надежных источников, с другой, выбор в них ограниченного количества мест для цитирования.

Имеющиеся в «Митридате» сведения об отдельных языках мира, предположения об их близости или родстве, а также источники этих фактов и гипотез неоднократно анализировались современными исследователями. В работах Дж. Меткафа, М. Петерса, Э. Поппе и Л. де Грауэ подробно рассмотрены главы и отдельные параграфы, посвященные германским, кельтским и скандинавским языкам (Metcalf 1963a; Peters 1974, 33–43; Poppe 1986; 1992; De Grauwe 2006; 2008)[361]; П. У. Дини, изучающий европейские представления о родстве и внешних связях балтийских языков, систематизировал различные утверждения по этим вопросам, собранные в «Митридате» (Dini 1997; 1998; 2004; 2014).

В новом издании «Митридата» под редакцией Б. Коломба и М. Петерса приведены полезные диаграммы, отражающие хронологию и тематику его источников (Mithridates 2009, 73–83). Из них видно, что большинство сведений Гесснер заимствовал из исторических и энциклопедических трудов, гораздо реже он использовал лингвистические сочинения (среди наиболее цитируемых авторов только два грамматика – Мюнстер и Постель, но первый чаще упоминается как составитель «Космографии»). Впрочем, этой статистикой следует пользоваться с осторожностью: во-первых, она не учитывает цитирование «из вторых рук», причины и надежность которого должны всякий раз специально проверяться и оговариваться (особенно если речь идет о цитатах из компиляций); во-вторых, из нее выпадает информация, полученная из писем, в личном общении и т. д.; в-третьих, при оценке предпочтения Гесснером источников того или иного исторического периода или жанра следует принимать во внимание доступность (или недоступность) конкретных книг в Цюрихе, что существенно ограничивало возможности составителя.

Географическое и политическое положение Цюриха в XVI в. несомненно благоприятствовало личным контактам с носителями других языков: это был значимый торговый город, через который проходили пути немецких, итальянских и французских купцов, ученых и духовных лиц, Реформация привела сюда многих жертв католических гонений (см. Peters 1984, 3). Гесснер в полной мере пользовался