Немцы после войны. Как Западной Германии удалось преодолеть нацизм - Николай Анатольевич Власов Страница 22

Из любезности водитель предложил подвезти нас еще чуть-чуть дальше. В следующем городке сошли и мы; это оказался Ансбах. Во время короткой прогулки по городу мы увидели плакаты, требовавшие от всех бывших чиновников незамедлительно обратиться в военную администрацию. Это касалось и моего мужа. Военная администрация расположилась в центре города. Главный вход охраняли солдаты, заявившие мужу, что он не имеет права войти здесь, а должен подняться по черной лестнице, как и все остальные немцы. Внутри его отвели к молодому лейтенанту, который оказался профессором социологии из Коннектикута. После некоторой заминки мужу пришлось заполнить анкету, из которой следовало, что он так называемый юрист-отличник, опытный управленец и противник национал-социализма. В кабинет пришли начальники военных администраций Ансбаха и Верхней и Средней Франконии и спросили моего мужа, не хочет ли он стать ландратом в уезде Ансбах. Он попросил сутки на размышление, поскольку изначально планировал отправиться в Мюнхен. Но в итоге муж согласился, так что в первых числах июля его назначили ландратом[41].

Безусловно, на начальном этапе местные администраторы полностью подчинялись оккупационным инстанциям, и формировать органы власти более высокого уровня западные державы не спешили. В первые послевоенные месяцы со стороны победителей наблюдалась определенная двойственность подхода. Они назначали администраторов из числа «хороших» немцев, но в то же время не особенно доверяли немцам как таковым и поэтому сплошь и рядом довольно жестко обращались с собственными назначенцами, особенно когда те позволяли себе своевольничать. Один из немецких чиновников образно вспоминал: «Тебя сбивают с ног таким ударом, что ты падаешь ниже плинтуса, а через пару недель или месяцев хватают за воротник и снова ставят на ноги. При этом ты не знаешь, не последует ли через пару дней следующий удар»[42].

Инициатива со стороны немцев не приветствовалась: спонтанно возникшие антифашистские комитеты сплошь и рядом игнорировались или вовсе запрещались, как запрещены были и политические партии. У победителей имелась своя программа «перевоспитания», и они совершенно не горели желанием обсуждать ее с немцами, которые считались незрелыми в политическом отношении. Любопытно, что похожей точки зрения придерживались и сами немцы: летом 1946 г. с тезисом «очень малое число немцев продемонстрировали понимание и приверженность демократии» согласились 63 процента опрошенных, а возразили лишь 22 процента. Проведенный одновременно опрос глав местных администраций показал, что три четверти из них оценивали необходимый срок оккупации как минимум в десять лет. В 1947–1949 гг. в западных оккупационных зонах лишь половина опрошенных соглашалась с тем, что немцы в принципе способны к демократическому самоуправлению. Поэтому и победители настраивались на долгую дистанцию и поэтапно привлекали немцев к управлению собственной страной. Разумеется, были и те, кто считал необходимым рискнуть и предоставить побежденным самим определять свою судьбу; как можно рассказывать им о преимуществах свободы и одновременно контролировать каждый шаг? Но на первых порах сторонники такого подхода оставались в меньшинстве.

Положение западных оккупационных держав было непростым. С одной стороны, они стремились как можно скорее создать органы, которые эффективно помогали бы им в решении административных задач и взяли на себя значительную часть черной работы. С другой — опасались, что новые структуры будут ставить им палки в колеса и превратятся в очаги сопротивления. Особенную нервозность проявляли британские власти: в отличие от американцев, они не могли опереться на огромный экономический потенциал и поэтому чувствовали себя не слишком уверенно. Это во многом объясняет историю, случившуюся с Конрадом Аденауэром, которого англичане весной 1945 г. назначили бургомистром Кёльна, а в конце того же года уволили, когда он начал оспаривать их распоряжения. Аденауэру даже запретили участие в политической деятельности, однако спустя несколько недель были вынуждены отменить запрет.

Уже в конце мая 1945 г. под эгидой американских властей была создана земельная администрация в Баварии. К осени немецкие органы управления земельного уровня появились в Гессене и Вюртемберг-Бадене. Разумеется, в них работали назначенцы, полностью зависевшие от воли оккупационной администрации. В октябре в американской оккупационной зоне создали Земельный совет — координационный орган, в работе которого участвовали главы земельных правительств. Он не обладал правом принимать самостоятельные решения, однако стал важной площадкой для переговоров между американцами и немцами, что помогало вырабатывать контуры будущей политики.

В свою очередь, новые немецкие элиты не собирались довольствоваться ролью простых исполнителей чужой воли. Сразу же после крушения Третьего рейха инициативные группы политических и общественных деятелей, вышедших из внутренней эмиграции или вернувшихся из лагерей, приступили к формированию партийных структур — зачастую без всякой поддержки, а то и вопреки запретам оккупационных держав. Новые органы управления, сформированные победителями, требовали себе реальных полномочий. Это приводило к трениям и конфликтам. «У немцев пока нет демократии, поэтому пусть не обманывают себя, думая, что могут претендовать на ее преимущества», — заявлял генерал Клей[43]. Однако в то же время обе стороны прекрасно понимали, что альтернативы сотрудничеству нет.

К концу 1945 г. в американской оккупационной зоне на земельном уровне функционировал развитый немецкий административный аппарат. В ноябре 1945 г. американцы полностью передали в руки немецких органов управление городами и сельскими уездами, в декабре — округами. На повестке дня стоял вопрос о выборах. Правда, многие американские управленцы считали, что время для демократии еще не пришло: ни партии, ни общество до нее не дозрели. Но генерал Клей решительно выступил за ускорение процесса. Теперь в игру предстояло вступить немецким партиям.

Раньше всего деятельность партий была разрешена в советской оккупационной зоне: здесь соответствующее постановление появилось на свет еще в первой половине июня 1945 г. Это побудило к действию и руководство западных держав. Американцы дали разрешение в августе, англичане — в сентябре, французы — в декабре. Но процесс оставался под контролем победителей: партийные организации должны были получать лицензию на локальном уровне. Разумеется, правые радикалы и националисты шансов обзавестись лицензией не имели.

Поскольку в первые послевоенные месяцы сообщение между отдельными регионами Германии было крайне затруднено, процесс создания партий носил децентрализованный характер; лишь постепенно отдельные группы вступали в контакт друг с другом и начинали переговоры о совместных действиях. Это с самого начала сделало новые германские партии федеративными по своей природе. Различные центры могли придерживаться разных взглядов на программные вопросы, и тогда между ними разворачивалась ожесточенная борьба. Примечательна история Христианско-демократического союза: создание локальных организаций началось в разных местах независимо друг от друга еще весной 1945 г., они довольно быстро приняли общее название, однако говорить о действительно единой партии до 1947 г. не приходится. Конраду Аденауэру пришлось на протяжении нескольких лет бороться за то, чтобы объединить все земельные организации под своим руководством. Социал-демократы, сохранявшие