Возвращение - Галина Дмитриевна Гончарова Страница 48

А потом что будет?

Он и жену может так же?

На миг мелькнула картинка, в которой место Элизы заняла Устя, и царевича аж холодным потом пробрало, капли покатились по лбу.

НЕТ!

Ему такое не нравится, не хочется, он не согласен!

Хорошо, что это не с ним беда, а с девкой. А он еще ее семье помог, денег дал.

Вот пакостница!

Туда таким и дорога!

* * *

Как за короткое время можно стать человеку хорошим другом?

Да жизнь ему спасти!

В чем-то Михайла умный был, а в чем-то и дурак дураком. Понятно же, места при царевиче расписаны, близко его никто не подпустит. Слуга — и точка! И крутись, как хочешь!

А хочется большего. Хочется быть ближником царевича, чтобы он Михайлу деньгами жаловал, чтобы боярином сделал… да, пока не сможет, ну так все еще впереди. Историй таких Михайла знал немало.

Чем он не боярин?

Чем он не хорош?

Но как выслужиться-то? Тут надо в случай попасть, тут с неба подарок не упадет. А чтобы попасть в тот самый заветный случай, лучше всего его и организовать. Почему нет?

Напугать — и спасти.

Но… как⁈

Татей нанимать? Простите, это царевич, это не со скоморохами по лесам ходить. Он и сам при оружии, и люди рядом с ним… нет, это может и не сойти с рук. А когда ранят его? Или кого из татей поймают, а те на Михайлу покажут?

Не пойдет.

Был выбран более простой способ. Конечно, риск был и тут, но не такой уж большой.

Яд.

Легко подсыпать, легко отравиться, легко найти противоядие. Красота!

И нет, царевичем Михайла рисковать не собирался. Только собой. Но тут — без риска не выиграешь.

Яд Михайла тоже изготовил сам. А чего тут удивительного? Сорвал пару травок, порубил помельче, посушил в тайном месте и перетер. Вот и готово. Еще к аптекарю сходил, пожаловался, что легкими мается, снадобье у него взял. Тоже добавил. Там и получилась-то пара щепоток…

Ничего, ему хватит.*

*- ядовитые растения и ягоды известны всем, главное дозировка. А в аптеках того времени свободно продавались мышьяк, стрихнин, цианид и прочие приятные вещи для тех, кому надоели ближние и дальние родственники. Прим. авт.

Оставалось дождаться нужного момента. А пока ждать.

Смотреть, слушать, по крошкам собирать сведения.

А еще ходить на свидания.

Вот еще, дура безмозглая, даром, что боярышня. Ну хоть мошну притащила, Михайла деньги использовал, чтобы приодеться. Ну и Аксинье колечко дешевенькое купил, какое придется. Бабы — они ж такие. Ты им кончик пальца дай, а семью и троих детей они сами себе представят. Сами придумают, сами обидятся, сами потом реветь будут. Да и пусть ее…

Михайла ждал удобного момента.

* * *

Дураком Рудольфус Истерман не был.

Сволочью, мерзавцем, подонком, негодяем, убийцей — даже содомитом. Но не дураком! И сложить два и два он вполне мог.

Сейчас оно складывалось из интереса Фёдора к Устинье Заболоцкой, из убитой Эльзы, из разговоров, вокруг ведущихся….

Получалось так, что Фёдор и жениться может на Заболоцкой. А что такого?

Род старый, хоть и бедный, но хороший, царевичу и не зазорно будет. Сама девка… кто ее там спрашивать станет? Уж точно не отец.

Получается так, что свадьбе быть.

А жена…

Жена — это много. И Устинью Руди уже успел оценить.

Есть там характер, есть… такая не будет плакать и обиды глотать. А коли так — нельзя ли с ней заранее поговорить и договориться?

Влиять можно и так, и этак. Почему бы и не в интересах Руди? Отличный тандем получится. Жена — и друг! Если они будут поддерживать друг друга, то станут непобедимы. Он будет петь в уши Фёдору днем, а Устинья — ночью. Разве плохо?

А дальше… кто знает будущее?

Руди точно его не знал, но предполагал. И надеялся повернуть события в свою пользу.

Так что…

Дождаться Устинью было нетрудно. Домашних-то дел с нее никто не снимал? Вот и приходилось боярышне то туда бежать, то сюда, то с подворья, то на подворье…

Вот, в очередной раз, когда она по каким-то делам пошла, Рудольфус ее и подкараулил.

— Боярышня Устинья, не соблаговолишь ли со мной побеседовать?

Когда б он девицу шилом ткнул, она б так быстро не развернулась. А вот…

И кажется ему, или в серых глазах отразились страх и ярость?

Но почему⁈

* * *

Устинья смотрела на подходящего к ней человека. И хотелось, до слез мечталось вцепиться ему в глаза когтями, рвать золотые волосы, царапать и полосовать красивое лицо, выдрать ему очи, чтобы никогда, ни за что…

Как же она его ненавидела!

Может, даже больше, чем Фёдора. Что Фёдор?

Кукла глупая, лупоглазая, вроде марионеток на ярмарках. А вот кто им управлял…

Мать его. Руди Истерман, Михайла… может, и еще кто был, Устинья всех-то и не знала. Но эти…

Эти вызывали у нее чистую незамутненную ненависть.

Такую, что хотелось выть и кусаться. Рвать ногтями и зубами.

НЕНАВИЖУУУУУ!

Пришлось сдержаться, смириться, даже улыбнуться попробовала. Получилось, наверное, жутко, Рудольфус даже шаг замедлил. И улыбка подувяла.

— Поздорову ли, боярышня Устинья?

С голосом Устя уже совладала, недаром бабушка ее учила. И ответила уже спокойнее, на чистом лембергском.

— Не ждала я тебя, мейр Истерман.*

*- в Лемберге принято обращение мейр к мужчине, мейра к женщине. Прим. авт.

Рудольфус даже поморщился слегка.

Мейр?

Давно уж ушли в прошлое те времена, привык он к уважительному «Боярин». А мейр…

Что знает о нем боярышня? Или просто так сказала? На лембергском⁈ Она знает его язык? Не то, чтобы странно, но — необычно. Рудольфус привык, что женщины в Россе не столь образованы, как в его родном Лемберге. Там они могут и по нескольку языков знать, а в Россе частенько и про Лемберг-то не знают. Удивляются, спрашивают, где ж такое есть?

— Ты знаешь лембергский, боярышня?

— Знаю, — уже вполне равнодушно отозвалась Устинья. — И проявляю вежливость, мейр Истерман.

— И знаешь меня.

— Сложно не знать лучшего друга, почти наставника царевича Фёдора. Почитай, вся Ладога знает.

Руди чуточку расслабился.

А, ну тогда понятно. Если с ним просто говорят вежливо — это ничего. Не страшно. Даже и хорошо, пожалуй.

— Удели мне немного времени, боярышня.

— Слушаю, мейр