Возвращение - Галина Дмитриевна Гончарова Страница 44

Сама ли?

Устю как иголкой кольнуло.

А и правда? Сама ли помрет прабабушка, или кто еще добавит? Не просто ж так рощи вырубаются, волхвы и волхвицы под корень изводятся! Неладное что-то творится в Россе…

А что?

Надобно об этом с бабушкой и поговорить. Только всего ей не раскрывать, нельзя.

Устя не знала, откуда возник этот запрет. Просто чуяла. Глубоко под сердцем, жила в ней уверенность. Надо — молчать. О том, что с ней случилось, откуда она пришла, как благословила ее матушка Жива — молчать! Не то хуже будет, куда как хуже…

— Проводи-ка меня, Устяша, в мою горницу. Там и побеседуем, а то, вон, Дарья уши навострила, сейчас шевелить ими начнет, как в детстве.

Няня фыркнула и повернулась к стенке.

— Вот и правильно. Поспи, Дарёна, поспи. Сон — он лечит. И не думай ни о чем, не надобно тебе… спи…

Голос прабабки набрал силу, мягким одеялом окутал комнату, закружил… Устя едва сама не пошатнулась. Удержалась, головой тряхнула.

— Нарочно ты? Да?

— Посмотреть хотелось, — не стала отрицать прабабка. — Вот что, пойдем-ка, Устяша. Поговорим.

Устя кивнула, и последовала за прабабкой.

Поговорить хотелось. И узнать кое-что важное. И спросить…

У них ведь еще есть время, правда? Есть же?

* * *

Фёдор просыпался тяжко, муторно, словно из черного болота себя вытаскивал. Болело все.

Голова болела, желудок, руки…

Руки-то почему?

А потому…

Стоило перевести взгляд на руки, как Фёдор увидел на них следы женских когтей. Это ночью вчера не заметилось, а сейчас-то…

Элиза жизнь свою продавала дорого, сражалась, как могла. И руки ему так подрала — до живого мяса. Жаль, не помогло. Да что там! В том состоянии Фёдора надо было створкой от ворот лупить — не заметил бы, но сознание б потерял. А царапины…

Что там тех царапин?

Тьфу, ерунда!

Фёдор вспомнил, как билось, выгибалось под ним в жажде жизни, гибкое девичье тело… накатила тошнота. Мужчина повернулся — и от души обрыгал пол.

Руди, который как раз вернулся домой, услышал эти звуки.

Кивнул, прихватил ведро с холодной водой — сам, не доверяя слугам, тех он вообще отослал — и пошел наверх.

— Проснулся ли, царевич? Подобру ли?

Ответом ему был новый желудочный спазм.

Руди церемониться не стал, и от души опрокинул на Фёдора ведро с водой. Прямо на кровать, не жалея перины.

А и плевать, посушат!

Помогло.

Тошнить Фёдора перестало, но двигался он пока не слишком уверенно. Руди подхватил парня под изодранную руку, и потащил вон из комнат, на задний двор. Там самолично вытащил из колодца еще несколько ведер с ледяной водой — и опрокинул их на голову царевичу.

Помогало преотлично.

Взгляд у Фёдора становился осмысленным, лицо вытягивалось, а когда он схватился за голову и застонал, Руди понял, что лечение прошло успешно. И поволок царевича в дом.

Плеснул в кубок вина, протянул царевичу.

— На, Теодор, поправься.

— Руди, я…

— Выпей. Как лекарство, залпом, — жестко распорядился Руди.

Фёдор повиновался. И Руди принялся ему объяснять ситуацию.

— Теодор, друг мой, я тебя очень люблю. Ты дорог мне, как родной сын, я знаю тебя с малолетства.

— О, Руди…

— Потому запомни. Вчера вечером вы познакомились с Элизой, приятно провели время, и ты подарил ей кольцо с лалом. Ты понял?

— Да, Руди.

— Потом ты уснул, и она ушла домой. По дороге на нее напали, убили, ограбили и бросили бедную девочку под забором. Это огромное горе, но ты должен его пережить, как мужчина.

Фёдор схватился за голову.

— Руди… поверь, я просто не понимаю, что со мной случилось!

— Я тоже не понимаю этого, Теодор, — посерьезнел Руди. — Ты часто бывал со мной в веселых домах, и никогда такого не было.

Напротив. Девушки жаловались, что царевич вялый и снулый, такого пока разожжешь, сама запыхаешься. Час вокруг него пляшешь и так, и этак, да и потом — как получится. Ну, ущипнуть может, прихватить — силы своей он не соразмеряет, но то другое. Не от страсти.

А тут вдруг такая прыть?

— Я даже не помню, что я думал.

— Совсем не помнишь? Как вы оказались в постели — помнишь?

Фёдор сглотнул, и кивнул.

— П-помню. Элиза… она была настойчивая.

Руди подумал, что была бы умнее, была б жива. Но промолчал. Ждал, пока Фёдор пороется в глубинах памяти.

— Помню рыжие волосы. Помню…. Разочарование.

— Что⁈

— Как от обмана, обиды, подделки… нет, больше ничего не вспомню.

Руди вздохнул.

— Теодор, друг мой, тогда нам надо будет с тобой провести естественный опыт.

— Че—го?

— Сегодня же мы отправимся в бордель, и снимем услужливую девочку. На двоих.

— Руди?

— Ты будешь действовать, а я наблюдать.

— Руди, ты с ума сошел⁈

— Нет, Теодор. Посуди сам. Нам надо знать, связано это с тобой — или с Лиззи.

— С Лиззи? Не понимаю?

Фёдор приободрился, посмотрел с удивлением. Руди взмахнул рукой.

— Теодор, женщина, чтобы привлечь внимание мужчины, может пойти на многое. Есть и зелья, и мази, и приворотные амулеты. Допустим, чем-то таким Элиза и воспользовалась. Могла? Спокойно могла. Друг мой, ты царевич, задержаться рядом с тобой — честь и удача для любой девушки. А если еще и ребеночек будет… ты понимаешь.

Фёдор кивнул уже более заинтересованно.

— Так…

— Допустим, она чем-то воспользовалась. Ты это почувствовал и пришел в неистовство. Понимаешь?

— Допустим.

— Если это действительно так, то со следующей девушкой у тебя будет все в порядке. А если нет, я успею тебя остановить.

Фёдор потер лоб.

В свете сказанного, предложение Руди не выглядело таким уж гадким. Это не свальный грех, это естественный опыт.

— Может, и надо. А ты успеешь меня остановить — если что?

— Конечно.

— Тогда я согласен.

— Сегодня и пойдем. И еще одно. Я от твоего имени пообещал помощь семье Магрит… матери Эльзы. У нее еще две дочки, их надо ставить на ноги. Если у них будет хорошее приданое, их можно будет выдать замуж… Элиза им помогала, ты понимаешь…

Фёдор кивнул.

— Рублей по пятьдесят хватит?

— И останется. С таким-то приданым их на руках унесут.

— Вот и ладно. Передашь от меня, хорошо?

Руди кивнул.

— Слово даю.

Деньги он и правда собирался передать девочкам.